Современная Галатея - страница 19

– Грустишь, птичка божья? А давай-ка, споём!

И Аида Петровна пропела по-старчески слегка хриплым голосом, который когда-то был колоратурным сопрано:

– Соловей мой, соловей, Голосистый соловей!

Кенар встрепенулся, чирикнул ей в ответ.

Аида Петровна замолчала и обернулась к Асунсьон и Кате:

– Сейчас, подождите, ― и вышла из комнаты.

Через минуту раздались звуки пианино и голос Аиды Петровны, поющей романс Алябьева «Соловей». После второго повтора строки «Соловей мой, соловей, Голосистый соловей!» послышался слабый свист кенара. С началом третьего повтора строки Аидой Петровной кенар залился солнечно звонкими трелями.

Первой на звуки музыки прибежала Кларисса, за ней пришли мальчики, в конце медленным шагом пришёл Николай Алексеевич, постоял минуту, посмотрел на оранжево-жёлтого певца и вышел из комнаты. Мальчики пришли в восторг от пернатого певца. Пока тот пел дуэтом с Аидой Петровной они стояли молча у порога, боясь, что птаха перепугается и опять замолчит. Но Кларисса подошла поближе к клетке. Кенар не обратил внимания на её приближение, видимо, она была такого маленького роста, что, по мнению кенара, не представляла для него опасности.

Аида Петровна ещё несколько раз проиграла на пианино заключительную часть романса, но сама уже не пела. Кенар же продолжал самостоятельно солировать под её аккомпанемент.

Завершив игру на пианино, Аида Петровна вернулась в комнату Асунсьон. Увидев Аиду Петровну, присутствовавшие почти беззвучно зааплодировали, чтобы не испугать кенара. Катя сказала:

– Аида Петровна, вы так прекрасно поёте, как настоящая певица.

– Так вы не знаете, мы с вами об этом никогда не говорили. Это теперь я старая, а в молодости я пела на оперной сцене, а потом преподавала вокал сначала в Консерватории, а потом давала частные уроки дома.

– Здесь у вас такая маленькая комнатка, вы жили в другом месте? ― спросила Катя.

– Нет. Этот дом полностью принадлежал моей семье. После революции мне выделили в нём одну комнату. Мои родители были оперными певцами. Перед моим рожденьем мама пела арию Аиды, а папа был её партнёром и исполнял арию Радамеса, ― ответила Аида Петровна.

Услышав знакомые имена, Асунсьон попросила Эрни перевести, что сказала Аида Петровна. К тому, что сказал Эрни, прислушалась Кларисса. На её забавном личике отобразилась работа мысли, и она проговорила по-русски:

– Хочу петь.

Когда ей никто не ответил, Кларисса повторила чётче, громче и требовательно:

– Хочу петь!

Асунсьон обрадовалась и обратилась к дочери по-испански:

– Чтобы петь, надо долго учиться.

Тоном, нетерпящим возражения, Кларисса заявила матери:

– Я хочу учиться петь.

Асунсьон обратилась к Аиде Петровне и попросила, чтобы Эрни перевёл:

– Не могли бы вы, хотя бы раз в неделю преподавать Клариссе уроки пения. Мне бы очень хотелось обнаружить, к чему у неё есть склонности. Если она будет шалить или не будет вас слушаться, вы сможете нам отказать. Я не буду иметь к вам никаких претензий. Попробуйте, пожалуйста, хотя бы несколько уроков.

– Дорогая моя. Хорошо, давайте, попробуем, хотя я уже больше семи лет не преподаю. Пусть девочка придёт ко мне завтра утром. Я её проверю, тогда дам вам более определённый ответ.

Кларисса была счастлива, выскочила из комнаты и начала кружиться в танце в коридоре. Кружась в коридоре, как волчок, она заметила, что дверь в каморку Николая Алексеевича открыта. Она, подпрыгивая, побежала к «мастерской» Николая Алексеевича. Увидев Николая Алексеевича внутри каморки, она радостно сказала: