Современные подходы к оказанию социальной и психологической помощи потребителям наркотиков - страница 6



их принимаю. Да, я принимаю наркотики, но это незаконно и ненормально.

Когда сообщество исключает помешанного, речь идет о полной потере языка, поскольку самой операцией исключения субъект удостоверяется в качестве абсолютного иного, уже не существующего в порядке речи. Иначе говоря, помешательство – это болезнь, входящая в речь как отсутствие языка, т. е. как бред [Фуко 1997]. И именно в качестве больного, т. е. «не-компетентного участника коммуникации» [Хабермас 2001], помешанный как поражается в правах, так и освобождается от ответственности. Когда исключается уголовный преступник, речь идет о переводе субъекта в альтернативное сообщество, в параллельный язык, который может быть противопоставлен языку исключающего сообщества. Действительно, преступник сохраняет все характеристики «компетентного участника коммуникации» [Там же], но исключается как угроза существующей системе норм [Фуко 1997]. Когда же исключается потребитель наркотиков, речь не может идти ни о полной утрате языка, так как употребление наркотиков – преступление, и прежде всего преступление моральных норм, ни о переводе в альтернативный язык, так как употребление наркотиков – болезнь, а значит, и альтернативного языка сформировать не в состоянии.

Можно указать на три фигуры, существующие в порядке исключения из сообщества: помешанный, который соотносится с чистым произволом и полной потерей языка; преступник, который соотносится с установлением альтернативной системы норм и параллельным языком; и потребитель наркотиков, который оказывается и тем, и другим одновременно, но ни в коем случае не должен пониматься как нечто среднее.

Потребитель наркотиков явным образом не совпадает ни с фигурой помешанного, ни с фигурой преступника: в отличие от помешанного сохраняется язык; в отличие от преступника – это язык исключающего сообщества. Поэтому возникает конфликт между нормами, основывающимися в языке исключающего сообщества, и попыткой легитимировать собственный произвол в порядке этого же языка. Однако такой конфликт явно недостаточен, поскольку в нем задействованы только силы противоречия, связанные с Истиной и Властью. В действительности же здесь идет борьба за центральное положение и связанную с ним Власть, позволяющее при помощи апелляции к Истине эту Власть узаконить. Да, принимать наркотики незаконно и ненормально, но это неправильный закон и неправильная норма, ведь я применяю наркотики. Да, я принимаю наркотики, но это неправильно, потому что это незаконно и ненормально.

Иначе говоря, дважды принятое решение представляет собой попытку утверждения противоречия. Но такое утверждение противоречия нацелено на его снятие устранением одного из высказываний, а не на его редукцию к уровню сополагания обоих, где противоречие еще невозможно. Именно потому, что потребитель наркотиков пытается узаконить собственный произвол, его попытка обречена на провал.

Остановка же, сделанная на «додизъюнктивном» уровне, позволяет избежать вторичного обоснования сделанного выбора апелляцией к Закону и Истине. Действительно, фиксировав оба высказывания как сополагающиеся, равновозможные и не соотнесенные с категорией Истины, мы тем самым откроем пространство желания, не нуждающегося в легитимации. Такая остановка открывает возможность поступания, сохраняющегося в пространстве значимостей, привлекательности, интересов, но не истины и власти, а соответственно, делает прозрачной природу власти и закона.