Совы во льдах: Как спасали самого большого филина в мире - страница 10

Днем мы сделали привал, чтобы заварить чаю. Толя развел костер и вскипятил речной воды, а потом мы грызли леденцы, запивая чаем, и слушали, как в ветвях над нами с любопытством чирикают обыкновенные поползни. После обеда Толя предложил мне возглавить поход, призвав на помощь интуицию и те знания, что я перенял у него утром, пока он руководил наблюдениями. Один из участков реки, который я предложил осмотреть, Толя отверг как слишком глубокий – в таких местах филины не охотятся, – вокруг другого росло много ив, отчего крупные птицы вряд ли смогли бы подлететь к нему близко. После того как на тихой запруде я провалился по колено под лед – к счастью, на мне были болотные сапоги, и благодаря им я не промок, – я узнал цену Толиной палке с тонким металлическим острием на конце, которой он проверял прочность льда, прежде чем ступить на него. Мы поднялись дальше по течению, туда, где склоны долины сходились узким клином и вода исчезала из виду: только снег, лед и скала.

В тот день нам так и не удалось обнаружить следов рыбного филина. С наступлением сумерек мы еще немного задержались, надеясь услышать крики филинов, но тишина в лесу была под стать нетронутому снегу у реки. Я последовал Толиному примеру и не стал придавать большого значения отсутствию осязаемых результатов после целого дня работы. Он объяснил, что, даже если рыбные филины обитают на том самом пятачке леса, где мы находимся, нам, возможно, придется целую неделю бродить здесь и прислушиваться, чтобы обнаружить их. Услышав это, я расстроился. Одно дело – сидеть где-нибудь во Владивостоке, в уютном кабинете Сурмача, и обсуждать поиски рыбных филинов, и совсем другое – реальный процесс: тишина, темнота и холод.

В Агзу мы вернулись затемно, часов, наверное, в девять. По неверному свету на снегу, падающему из окон избы, мы поняли, что Авдеюк с Шуриком уже там. Они приготовили суп из картофеля и лосиного мяса – их преподнес кто-то из соседей – и коротали время в компании тощего охотника в большой, не по размеру, дохе, который представился нам Лёшей. На вид ему было лет сорок; его взгляд искажали толстые стекла очков, но не настолько, чтобы скрыть, насколько он пьян.

– Пью уже дней десять или двенадцать, – констатировал Лёша, не вставая из-за стола.

Пока я делился с Сергеем впечатлениями о прошедшем дне, Шурик разлил суп по тарелкам, а Толик принес из сеней бутылку водки, которую торжественно водрузил посреди кухонного стола вместе со стопками. Сергей посмотрел на него исподлобья. Традиции русского застолья предполагают, что, если к вам пришли гости и на столе появилась бутылка водки, ее придется выпить до дна. Некоторые производители водки за ненадобностью не используют даже бутылочные пробки, заменяя их алюминиевой фольгой, которая легко снимается. Бутылка либо полна, либо пуста, и промежуток между этими двумя состояниями очень короткий. В тот вечер Сергей с Шуриком надеялись отдохнуть от спиртного, а Толя не оставил им выбора. Нас было пятеро, но Толя поставил на стол только четыре стопки. Я посмотрел на него вопросительно.

– Я не пью, – ответил он на мой немой вопрос.

Это освобождало его от страданий, связанных с очередным вечерним застольем, и я заметил за ним привычку угощать гостей водкой от нашего лица, не посоветовавшись с остальными и часто очень не вовремя.

Мы ели суп, пили водку и разговаривали о реке. По словам Сергея, Самарга – река неглубокая, но скорость ее течения внушает уважение. Если кого-то угораздит провалиться под лед, он вряд ли сумеет выкарабкаться: поток затянет под воду и понесет навстречу быстрой, холодной, неотвратимой смерти. Лёша рассказал, что в минувшую зиму как раз произошло нечто подобное: пропал один из жителей деревни, а позже обнаружили его следы, которые обрывались возле узкой, темной трещины во льду, сковывавшем быструю Самаргу. Порой в низовьях реки, ближе к устью, находили останки жертв реки прошлых лет – человеческие кости, в беспорядке разбросанные на песке среди бревен и камней.