– Всё батя, усвоил, не бей больше. Теперь по праву силы ты у нас староста. А я испрошу народ уйти от обиды из деревни, обратно к себе. Есть кто против?
Против никого не было. Лишь мужики ухмыльнулись да бабы стали подтягиваться к новому старосте. – «Эка невидаль, сменился».
– Злюка, давай мясо делить, холодно же.
– Не будем сейчас ничего делить. Скажите кому печень нужна, сегодня займемся, остальное завтра по рассвету. Еще одного охранника возле мяса поставим, чтобы зверье не растаскивало, потерпит один подежурить. На сегодня расходимся, кому срочно, ко мне в избу. Мать, чего головой трясешь, пошли в избу, сын приехал, кормить надо.
Народ немного опешил от такой быстрой смены власти, но ничего особенного не произошло. Злюку знали и по-своему уважали, но он бывший пограничник, а значит не их. Как староста он был неплохим вариантом, но стать своим ему не суждено. Да и не стремился он, если уж на то пошло.
**
Четверо здоровых мужиков, даже, пожалуй, побольше пограничника Кочки, ухватились за сани и с трудом потащили под навес, подальше от сходки, примерзли сани уже, да и тяжесть неимоверная. Там разделочные распорки, там же пень, повидавший многие туши и переживший, как минимум, трех старост. Одного видевший очень близко, на нем его и порешили за попытку изнасилования, а потом за частокол на радость зверью выкинули. Старосту бывшего выкинули, не пень, пень-то пользу приносит…
Бабы сами были охочи до мужиков, но супротив бабу брать нельзя, закон. Второго и третьего старосту сменили буквально за эту сходку, видать, не везет деревне со старостами. Так что, пень уже повидал всякого, и даже за это его можно было уважать. Птицы его уважали!!! И всегда очень тщательно собирали крошки мяса, оставшегося на нем, чтоб не гнило. Как обычного мяса, так и из заграничья, их не гнали, почитай, свои уже. Вот одна из этих птичек сейчас и рванула со скоростью взбешенного курта на свою обычную зимовку. Нужно было предупредить остальных, что скоро будет пир. Им точно достанется, мясо зимнее – щепки будут.
***
Кочка заполз в придомок вслед за родичами и прищурился. Было совсем уж темно, и даже лучина не давала света. Зато тут было тепло, во всяком случае, теплее, чем у него дома. Старики любили тепло и топили основательно, их снабжали мясом и дровами за счет деревни, так что проблем с такой мелочью не было. А еще, тепло в придомке означало, что в жилой комнате даже ползать по полу невозможно из-за дыма, а спать будет совсем жарко.
– Батя, что за дела? Я вам лично оставил часть печени, чтобы не беспокоиться за ваше здоровье, те кто часто восстанавливает, тот быстрее и теряет, тебе ли не знать, ты в свое время знатно печени поел, а сейчас что творишь? Свое добро раздаешь, сам спиной маешься, мамку с больными ногами оставил. А если бы я загнулся в заграничье? А если бы не принес, ты же знаешь, что не каждую зиму можно такую тварь свалить. Иной раз трачу больше, чем добываю. Сам ведь знаешь, как там…
– А зачем нам тогда жить, если бы ты загнулся? А, сына? Вроде как, и незачем. А так, ты придешь, принесешь эту дурацкую печень, и подлечимся. А зиму и под мехами провести можно. Не голодаем поди. А вишь, что, староста-то учудил, зажрался староста. Как людям не спомочь, когда можешь? Да никак. Нужно спомочь, вот и спомогли. Да и вообще, не ори на отца. Мать, скажи ему, чего на отца орет.
