Последняя фраза была сказана пьяным «Рабиновичем» настолько громко, что почти все присутствующие в зале перестали жевать и повернули головы в его сторону. Ну, это уж чересчур! Гремислав Мунивердич первым встал из-за столика и командным голосом произнёс:
– Сударь, оскорбив Её Величество Императрицу и всю Высочайшую семью, вы нанесли оскорбление всем нам, Её подданным. Извольте немедленно, при всех, принести свои извинения и затем избавить нас от вашего присутствия!
Человек, похожий на Рабиновича, с удивлением посмотрел на соседей-мичманов, словно только что их увидел. Но пока он собирался с мыслями, сидевший спиной амбал слегка повернул голову и с немыслимой наглостью изрёк:
– Ж-желторотик, з-зат-ткни ед-дальник и в-вали от-сюда под-добру-поз-здорову!
Мунивердич опешил. Ему, офицеру и дворянину, таких слов в свой адрес слышать ещё не приходилось. Вне себя от ярости он подскочил к бритому здоровяку и нанёс удар, целясь тому в ухо. Мичман во время учёбы в Морском корпусе немного занимался английским боксом и в кулачном бою чувствовал себя уверенно.
Однако на сей раз соперника он явно недооценил: амбал оказался проворнее, чем можно было ожидать. Тот успел уклониться (кулак Мунивердича прошёл по касательной), вскочил и нанёс ответный – в прямом смысле зубодробительный – удар. Противники были разных весовых категорий, и Гремислав, не устояв на ногах, рухнул на пол под грохот опрокинувшегося стола, звон бьющейся посуды и визг наиболее впечатлительных дам.
Тут на подмогу другу бросился вышедший из состояния ступора Казанцев. Он выхватил из ножен кортик и ринулся было на негодяя «Дубровского», но его остановил сильный удар в плечо. В него угодила бутылка из-под шампанского – её метнул «Тёмный». Секундного замешательства оказалось достаточно, чтобы бритый амбал успел среагировать и выхватить из-под пиджака браунинг. Упёршись взглядом в чёрный глаз стального дула, Казанцев замер в нерешительности. В том, что мордоворот через секунду нажмёт на спусковой крючок, сомневаться не приходилось.
Но в этот момент вмешался сидевший за столиком «Рабинович»:
– Грища, умоляю, не надо щума! Давай уйдём отсюда на свежий воздух!
Он быстро вытолкал своих друзей к выходу и попутно даже успел бросить на стол крупную ассигнацию (как благородно, блин!). В дверях бритый «Дубровский» обернулся и, обращаясь ко всем присутствующим, угрожающе произнёс:
– Я – К-котовский! Зап-помните мою ф-фамилию – вы все обяз-зательно её ещё услышите!
Как только троица уголовников скрылась, в тишине раздался чей-то голос:
– Надо вызвать полицию!
«Очень своевременная мысль!» – зло подумал Казанцев. По выражению лиц посетителей ресторана было понятно, что многим развернувшееся на их глазах бесплатное зрелище определённо понравилось.
Мунивердич был мрачен. Во-первых, он лишился переднего верхнего зуба, и теперь визит к стоматологу наверняка выльется в размер его двухмесячного жалованья. Во-вторых, он чувствовал себя побеждённым, что чрезвычайно ранило его самолюбие. Непривычно шепелявя, он бормотал себе под нос изощрённые ругательства и клятвы достать мерзавца Котовского хоть из-под земли.
Замыв в туалетной комнате забрызганный кровью белый китель пострадавшего Гремислава, друзья вышли на улицу. Город окутала тёмная южная ночь. В небе мерцали звёзды, в бухте дрожали отражения от огней, рассыпанных по берегам и стоящим на рейде кораблям. Оркестр в саду играл Штрауса – им он обычно завершал свои замечательные вечерние концерты.
