Соза - страница 2

Альберт только под утро добрался домой. Ключи он, по ходу, потерял. Пришлось трезвонить соседям в пять утра. Дверь открыла Надька, жена Егора. Стервозная баба. Альберт ее терпеть не мог, и Надька отвечала ему взаимностью. Не обращая внимания на ее недовольный бубнеж, он прошел в свою комнату, за неимением ключа выломал замок и завалился на кровать прямо в обуви. Только пистолет достал и сунул под подушку. Ровно в девять он открыл глаза и сел на кровати. Такое с ним бывало. Альберт мог неделями спать по 3—4 часа, а потом отсыпаться пару суток. Посидев несколько секунд, он сунул руку под подушку. Пистолет был на месте, как стопудовое доказательство того, что ему ничего не приснилось.

Этой ночью он вернулся из Москвы. За неделю удалось неплохо заработать. Альберт полез во внутренний карман спортивной куртки и нащупал толстую пачку денег. Затылок неприятно пульсировал. Он провел по нему рукой и поморщился. Так и есть – шишка на полголовы. Но это не главное. От мысли, что кто-то посмел напасть на него, челюсти сжимались сами собой.

Альберта Алмазова в криминальных кругах знали и уважали. Год назад он освободился и окончательно перебрался в Питер. Мать продала бабкин дом в Орле и купила эту комнату в коммуналке на Васильевском острове. С тех пор Альберт прочно обосновался в городе. Вместе с другими пацанами держали Сенной рынок. Местные предприниматели нанимали их для охраны или чтобы выбить долг с какого-нибудь горе-партнера. Ничего особенного. В каждом районе была такая группировка. У Альберта случались и личные дела. Но про то никому было неизвестно. Напарников он не брал. Да и вряд ли сегодняшнее нападение было как-то с этим связано.

Удар он почувствовал внезапно. Был уже почти возле дома, значит его тут ждали. Нападавший был один. Видимо рассчитывал вырубить с одного удара и забрать деньги. Но голова у Альберта крепкая – не одна бутылка об нее разбилась. От удара он не только не упал, а наоборот озверел. Повернулся, отбросил спортивную сумку, которую держал в руках и попер на обидчика. Нападавшего Альберт видел первый раз в жизни: малолетка, сразу видно, что под кайфом. Противник был раза в два больше по комплекции, но это ничего не значило. Сам Альберт никогда первым не нападал, но если один раз слабину дашь, то считай все, пропал: об этом узнают все. От ярости он потерял рассудок и не сразу понял, что парень достал пистолет и спустил курок. Откуда пистолет? Все произошло так быстро, что Альберт даже не успел испугаться и по инерции сделал следующий шаг. Парень заметался, шарахнулся от него, нажал на курок второй раз. Опять осечка. Потом он зачем-то бросил пистолет и побежал. Альберт вытер холодный пот, который внезапно проступил на лбу и только тогда почувствовал дрожь в коленях. Догонять не стал. Все равно никуда теперь не денется: он этого парня и через десять лет узнает, если встретит. Альберт поднял пистолет – оружие приятно холодило ладонь. Он вскинул руку, прицелился в глубину подворотни, в которой только что скрылся нападавший, и нажал на курок. Его оглушил выстрел, который многократным эхом прокатился по пустынным ночным улицам. Альберт онемел, огляделся по сторонам. Никого. Он сунул пистолет в карман и быстрым шагом, переходящим в бег, направился в сторону дома.

Раньше он никогда не задумывался – зачем вообще ему дана жизнь? В семнадцать лет попал в колонию. Еще в Орле он сколотил небольшую группу местных пацанов. Альберт был самым старшим. Занимались в основном тем, что обворовывали дачи. Бабка совсем слегла после смерти деда. Мать, конечно, присылала денег, но Альберт принципиально их не брал. Зимой на дачах делать было нечего. Но денег уже хотелось. Пацаны видели в нем лидера, дерзкого и бесстрашного. Скатались в Москву. Вот где был уровень. Два раза из Питера приезжала мать. Вела умные разговоры. Но Альберт после них чувствовал только злость. Кто она такая, чтобы стыдить его? Это он каждый день таскает судно ее матери, перестилает постель, кормит и поит с ложки. Сама приехала на два дня и обратно укатила. Он видел с какой брезгливостью она протирала тарелки и кружки накрахмаленным носовым платком и только после этого накладывала еду. У них с бабушкой была своя жизнь. А у нее – своя.