Я поддерживала общение с большинством участников своего наблюдения и после того, как они уезжали от меня. Мы разговаривали по телефону или вели электронную переписку. Я отслеживала и тех, кто не пропал из моего поля зрения, расспрашивая других скрипачей или находя сведения об их творческой жизни в Интернете.[6]
Прежде чем написать эту книгу, я сделала глубокий анализ жизни девяноста скрипачей. Также я часто общалась с родителями юных виртуозов и их преподавателями. Будучи матерью скрипача, я могла вести наблюдения «под прикрытием». По замечанию Джулиуса Рота (J. A. Roth, 1962. Р. 283–284), роль «скрытого» наблюдателя очень важна для исследования, поскольку открывает доступ к конфиденциальной информации и расширяет методы работы. Для того чтобы собрать широкий спектр информации, я использовала разные роли: меня знали как «маму Майкла»[7] и как нейтральное лицо, ученую даму, которая «исследует солистов-учащихся». Я пользовалась поддержкой участников исследования: некоторые интервью были организованы людьми, которых мне приходилось интервьюировать ранее. Один музыкант сказал: «Ты непременно должна поговорить с Лаурой. У нее огромный опыт… Я спросил ее, хотела ли она дать тебе интервью, и она согласилась». Социологи называют этот феномен «снежный ком». Однажды я даже играла роль организатора концерта молодых исполнителей, который провела в Центре семейной ассоциации.
Молодые музыканты воспринимали меня как «любознательного человека», всегда готового выслушать их проблемы и оказать им поддержку. Некоторые из них видели меня матерью успешного скрипача, понимающей, «как все устроено». Кое-кто из родителей не решался делиться информацией, так как они воспринимали меня как конкурента.
В период между 1997 и 2004 годами я провела более сотни записываемых на аудионоситель интервью и несколько сотен интервью неформальных (наши разговоры я записывала по памяти). Если вас интересуют цифры, охотно приведу их: на мои вопросы «под запись» ответили сорок учащихся класса солистов, одиннадцать преподавателей, четырнадцать родителей, три аккомпаниатора, два организатора концертов, два дирижера, четыре помощника преподавателя, четыре скрипичных мастера и один звукооператор. Официальные интервью длились от двух часов до четырех с половиной. Рассказав о цели моего исследования, я начинала с вопроса о первом уроке в скрипичном классе. Особенности обучения солиста таковы, что оно становится центром жизни семьи, и со мной часто делились подробным описанием того, что происходит за стенами класса. Я задавала вопросы о планах, о конкурсах и концертах, об аккомпаниаторе, если таковой был, о спонсорской помощи, стипендии, ну и, конечно, о преподавателях, которые у некоторых часто менялись.
Беседуя с преподавателями, я делала акцент на их биографии, интересовалась, как они пришли к преподавательской деятельности, как складываются их отношения с учащимися и другими преподавателями, что они думают относительно карьеры солиста. Все они знали, что я являюсь «учителем музыки», а значит, «понимаю, насколько тяжела их профессия». По мнению многих, научный подход к преподавательской деятельности мог бы дать лучшие результаты в их работе; также высказывалось, что социализация является наиболее значимой частью обучения солиста. Не менее важной темой обсуждения были отношения с их собственными преподавателями, послужившие моделью взаимодействия с учениками в настоящем времени.
