Сожженные земли. Закон дитто - страница 3

– Вы отсылаете меня?

– Даю возможность замолить свои грехи перед Эартом. – На лице отца застыло жесткое выражение. А зеленые глаза показались мне холодными, как камни. – Мятежники подняли голову. Возьмете Карателей, дадите указания змейкам. Покрутитесь на званых вечерах. Затащите в постель парочку знатных особ. Ничего сложного. В этом письме указания для дома Бесалп.

– И вы… не откроете мне содержимое письма?

– Знаете, что отличает мудрого правителя от только севшего на престол юнца?

Отец, подойдя к стеллажу, нажал на вторую книгу. Скрипнула стенка, стеллаж поддался, открыв тьму. Я во все глаза глядел и запоминал. Неужели потайной ход?

– Ничего. Оба умрут, если им вонзить нож в спину. Идите, слуги не должны видеть вас в изорванном платье. И так достаточно… слухов, – с усмешкой закончил император.

Мать сделала церемониальный поклон, поджав губы, взяла письмо и зашла в темный ход. Отец отпустил книгу – стеллаж тут же встал на место. И все. Никаких следов, ничего… Я заерзал. Было очень неудобно, и, кажется, пришла пора мне ползти в другое место.

Император Таррвании подошел к окну и задумчиво произнес:

– Стоит ли ей доверять Винсента с таким своеволием? В конце концов, та поездка… слишком сильно повлияла на юнца. Дурная кровь нашла выход…

Отец внезапно оборвал себя на полуслове и осторожно принюхался. А затем повернулся в мою сторону.

Сердце пропустило удар.

Я попятился, руки заскользили, подбородок ухнул вниз, разбиваясь до крови о камень, тело клубком покатилось назад.

Только не шуметь, только бы не шуметь!

Отбив все точки на теле, я наконец остановился, больно врезавшись в стену. Руки саднило, нос сильно ныл, а во рту чувствовалась кровь. Она текла и текла, не останавливаясь, а язык болел… Прикусил. Глаза подозрительно щипало. Шмыгнув носом, я решил идти в любую сторону, куда-нибудь. Наверное, хуже уже не будет. Живот опять заурчал…

…Вывалился я через жутко много оборотов, расчихавшись и не чуя под собой ног, рук, прямо в какую-то каморку – всего лишь прислонился к стенке, а она поддалась и опрокинула меня внутрь. Я сделал шаг, отодвигая перед собой бочку, прямо мне на голову с треском рухнуло что-то очень длинное.

Но я не плакал. Стражи не плачут! Зато чихнул, сразу несколько раз, потому что в воздух поднялось огромное количество пыли.

А оглядевшись, понял, что это чулан для прислуги. Узкий, маленький, и, видимо, сюда давно никто не заходил – паутина свисала с углов, опутывала стены, кружевом переливалась на метлах. Вот и дверь – какая-то почти черная (в белом дворце-то!) и почти слившаяся с такими же черными стенами. Попытался открыть ее, но ручка не поддавалась. Пыхтя и напрягая оставшиеся крохи сил, я повис на ней.

Не поддалась.

Я решил подпрыгнуть и опять повиснуть, и лишь тогда медленно-медленно, с жутким скрипом ручка опустилась вниз. Дверь застонала, опрокидываясь на меня. Радостно распахнув ее, я оказался в одном из узких коридорчиков, увешанных портретами. Оглянулся – портрет моего пра-пра-пра-какого-то-там-дяди рыжим самодовольным пятном полностью перекрывал дверь. Щелкнув, дверь вернулась на свое место, а рука дяди медленно поднялась вверх.

Ого! Да это же самый настоящий тайный ход! Интересно, а тот, куда зашла моя мать, связан с этим? Или нет?

Я побрел по коридору, но не успел додумать мысль, как нос к носу столкнулся с презлющей нянюшкой, которая, охнув и запричитав, потащила меня к вечернему омовению.