На столе в центре комнаты лежала пустая чашка, её края были испачканы тонким кольцом засохшего чая, а рядом валялась смятая бумажка. Наоми сразу заметила её: листок был исчерчен дрожащими строчками, каждая из которых словно хранила часть чьей-то боли. Это было письмо, которое Синдел, судя по всему, перечитывала снова и снова. Лист выглядел таким же уставшим, как его владелица, будто впитал в себя её тревогу и тоску.
– Сядь, – вдруг сказала Синдел, указывая на диван быстрым, почти нервным жестом.
Её голос звучал устало, словно он тянул за собой тяжесть, которую она больше не могла нести.
Наоми кивнула, не желая спорить. Она осторожно присела на мягкий, но давно потерявший форму диван, его ткань пахла пылью и чем-то затхлым, как будто он долго стоял в тени, не впуская свет. Её взгляд был прикован к Синдел, которая беспокойно шагала по комнате, напоминая запертую птицу, ищущую выход.
Синдел двигалась неуверенно, её пальцы скользили по мебели, но она ничего не трогала, будто боялась, что прикосновение разобьёт хрупкий порядок комнаты. Она остановилась перед окном, но не посмотрела наружу – её взгляд был направлен внутрь, в какой-то невидимый мир, где происходило то, чего Наоми ещё не понимала.
– Что случилось? – осторожно спросила Наоми, её голос звучал мягко, но в нём ощущалась тревога.
Синдел застыла на месте, её кулаки сжались, и Наоми заметила, как её плечи начали мелко дрожать. Эта дрожь казалась ей знаком чего-то невыразимого, почти физического напряжения, которое, казалось, заполняло всю комнату.
Синдел сделала глубокий вдох, словно собираясь с силами, и медленно повернулась к подруге.
– Он ушёл, – прошептала она.
Её голос дрогнул, и в этот момент всё в комнате будто остановилось. Даже огонь свечи, стоявшей на полке в углу, перестал трепетать, замерев в тишине.
– Виктор? – уточнила Наоми, хотя в глубине души уже знала ответ.
Синдел не ответила словами, только молча кивнула. Она выглядела так, будто каждое движение давалось ей с огромным трудом, словно её тело сковывала невидимая сила. Через мгновение она медленно опустилась на пол, её фигура сложилась, будто сломанная кукла. Она подтянула колени к груди и обхватила их руками, словно пыталась защитить себя от холода, который был не физическим, а внутренним, пронизывающим её до самого сердца.
Огонь свечи вновь зашевелился, и его свет заиграл на лице Синдел, отбрасывая неровные, пляшущие тени. Эти тени делали её лицо ещё более мрачным, подчёркивая тёмные круги под глазами и бледность кожи.
– Что случилось? Почему он ушёл? – спросила Наоми, её голос звучал ровно, но внутри она ощущала нарастающее беспокойство.
Синдел медленно подняла взгляд. Её глаза, обычно яркие и наполненные жизнью, теперь были чужими. В них Наоми увидела что-то новое, что-то, чего никогда раньше не видела: смесь страха, ярости и отчаяния.
– Он просто ушёл, – произнесла она, её голос был тихим, но в нём звучала боль, которая казалась слишком сильной для слов. – Словно меня не существовало.
Она замолчала, её дыхание стало неровным. Комната наполнилась напряжением, которое казалось почти физическим. Наоми молчала, стараясь не нарушить это хрупкое равновесие, но её собственные мысли кружились, как воронки.
Запах воска усиливался, смешиваясь с ароматом бумаги и затхлости, создавая густую, почти удушающую атмосферу. Это был запах заброшенного дома, где каждое мгновение пропитано забвением.
