– Ну что же ты замер?.. Нарезай гуляш, а то они нас и вправду съедят!
– Уаааау! – свирепо подтвердил Урфин, и его поддержала Прошка, тоже запрыгнувшая на стол.
Павел шумно выпустил воздух из груди и, кинув по паре уже нарезанных кусчков обоим троглодитам, оперся руками о столешницу. В воображении уже мелькали соблазнительные сцены… Оххх, что будет, если он прямо сейчас позволит Машке пойти в своих возбуждающих заигрываниях дальше, если повернется к ней лицом, расстегнет джинсы, поможет добраться до своего бойца, уже вставшего на караул… Волнующее воспоминание о ее смелых губах и языке на его члене мгновенно отозвалось сладкой истомой в паху, а поцелуи, дразнящие шею и загривок, мятным холодком отдавались в животе.
– Оххх, Машка-Машка… с огнем ведь играешь… не боишься, что я тебя сейчас прямо тут разложу? Мммм?…
– Не боюсь, Паша… Пашенька… – Мария прижалась еще теснее – ее била дрожь, это уходили перенесенные недавно испуг и боль, и в каждую пору вливалось безудержное, страстное желание слиться с любимым в единое целое. Отдаться ему, позволить взять себя, ощутить в полной мере, что он с нею, а она – с ним…
Скользнула ладонью по его бедру, прошлась по низу живота и остановилась на твердом члене, уже сильно натянувшем ткань джинсов.
Бердянский полуобернулся к ней, властно положил поверх ее руки свою и показал, какой именно темп и напор ему нравится:
– Смелее, он не укусит… и не поломается… – когда острый коготь Урфина немилосердно вонзился в руку, держащую нож и заодно прикрывающую вожделенное мясное лакомство. – Аййй! Аххх ты гаааад!
– Урфин, нельзя! – крикнула Мария, но было уже поздно – из глубокой царапины выступила кровь, а кот прижал уши и зашипел, но со стола не слез и только хвостом сильнее задергал, выражая то ли возмущение, то ли злорадство…
– Паша, прости… это все я виновата, идиотка!.. Я сейчас найду йод. – она перехватила у него нож и рванулась к шкафчику, чтобы найти коробку с медикаментами.
– Не говори ерунды, подумаешь, царапина… Можно сказать, он меня отметил своей царёвой печатью… – сунув оцарапанную конечность в рот, он сплюнул кровь в раковину и критически осмотрел ранку. – Ничего, жить буду…
Скверным было то, что резкая боль тут же ослабила градус эротического напряжения, и Павлу пришлось приложить волевое усилие, чтобы не отплатить наглому котяре той же монетой. Но, вместо того, чтобы выкинуть кота из кухни и оставить в наказание без ужина, он поступил с точностью до наоборот:
– Так, сволочь рыжая! Пшел-ка ты со стола, вот тебе твой гуляш, жри! – и спешно сгрузил все, что успел нарубить, в большую тарелку. Поставив ее на пол, Бердянский добился желаемого эффекта: Урфин с Прошкой тут же соскочили вниз и, то и дело шипя друг на друга и утробно урча, принялись жадно уплетать угощение.
Открыв кран с холодной водой, Павел промыл кровоточащий прокол, заново осмотрел его и, убедившись, что урон не так уж велик, вытер руки полотенцем и теперь уже весь обернулся к Марии:
– Итак, на чем мы остановились? Ммм?
Она растерянно смотрела на него, как будто в самом деле забыла, чем они занимались… и вместо того, чтобы броситься в объятия любовника, на что рассчитывал Павел, спрятала руки за спину и отступила назад. Для нее это была обычная история: в разгар любовного свидания или важной встречи, когда все идет хорошо и чудесно, вдруг получить холодный душ и оказаться в дурацком, нелепом положении. Она даже глаза закрыла: настолько ей стало стыдно… и Павел, конечно, видел сейчас именно это – смешную неудачницу с завиральными идеями милосердия, романтическими завихрениями, избыточно горячим темпераментом и невоспитанными котами.
