Павел застонал и, вцепившись обеими руками в волосы, немилосердно дернул… от резкой боли у него выступили слезы, и возник вопрос: а какое ему, собственно, дело до Машкиных любовников, прошлых и настоящих?
Им было чертовски хорошо в постели, они даже поговорили о любви, и вроде как они теперь вместе – но… разве Машка что-то рассказала ему о себе, о своем прошлом и настоящем, разве что-то обещала ему, и самое главное, разве он ждал заверений и обещаний? А выходит, ждал!
«Тааак, Паша, Паша, что это с тобой? Что ты паранойю гоняешь на пустом месте опять? Может, это не ее таблетки вовсе?»
«Ага, в ее холодильнике и не ее таблетки? Ну-ну…»
«Или она их вовсе не по этому поводу употребляет? Вон сколько там всего понаписано про них!»
«Тогда тем более странно, что она так спокойно без резинки со мной трахалась… А вдруг у меня СПИД, сифилис или там, триппер?»
«А вдруг этот весь букетик – у нее? Ты-то почему сам не подумал об элементарной защите? Неужели так ей доверяешь? Или хочешь, чтобы она залетела, а потом тебя в ЗАГС потянула на законных основаниях? Или что?» – внутри звучал целый хор голосов, смутно похожих на голоса родственников, обеспокоенных внезапной заботой Павла о вопросе, никогда раньше его не волновавшем…
«Ааа… да ты попросту ревнуешь… ревнуешь ее, как всякий влюбленный идиот!»
«Я – ревную? Я – влюбленный идиот?…»
– Хмм… – удивленный сверх меры этим внезапным открытием, Бердянский даже про голод позабыл, и так и сидел посреди полутемной кухни, с куском сухого хлеба в одной руке и ножом – в другой…
Неожиданно над головой вспыхнул яркий свет.
Заспанная Мария вошла на кухню, приблизилась к Павлу и нежно обняла его сзади за плечи:
– Пашка… ты что вскочил? Рано же еще… пяти нет.
Посмотрела на стол, засыпанный хлебными крошками, с удивлением заметила свои противозачаточные таблетки и развернутую инструкцию к ним… Бесцеремонность любовника немного царапнула нервы, но Мария решила, что повод пустячный, и пошутила:
– Ты боишься, что переспал с инопланетянкой и теперь сам можешь забеременеть?
– А ты? Не боишься? – ответ вопросом на вопрос уже не впервые помогал Бердянскому перехватить инициативу в разговоре…
Павел положил на стол нож и багет, и, освободив руки, потянулся к Марии, привлек ее к себе ближе, распахнул полы длинного шелкового халата и поцеловал в мягкий живот, чуть ниже пупка…
– Нууу… – не ожидая, что он захочет развивать эту тему, она покраснела и зарылась пальцами в его волосы, и без того взлохмаченные со сна. – Я… боюсь. Но сейчас – нет, потому что, как видишь, принимаю таблетки. Так что… ты тоже не бойся.
– Я вижу, ты их уже давно принимаешь… и начала явно до того, как мы с тобой первый раз переспали… У тебя есть кто-то еще? – не желая выдать, насколько ответ на заданный вопрос волнует его, Павел предпочел не поднимать на нее глаз и снова поцеловал, теперь чуть выше пупочной ямочки.
– Конечно, есть, Паш. – не моргнув глазом, ответила Мария, не зная, плакать ей или смеяться – и как вообще понимать этот неожиданный допрос. – Двадцать пять любовников в очередь за дверью стоят, с четвертого этажа до первого. Вот провожу тебя, и сразу приглашу следующего…
– Уффф… ну ты и шутница, Машка… – поняв, что она его дразнит, Павел испытал некоторое облегчение. Фыркнул, по-котовьи потерся о ее бедро щетинистой щекой и, покрепче обняв, заявил:
– Пусть эти все… из очереди… катятся к чертям собачьим! Теперь ты моя. Только мо-я. Ясно?
