Комарницкий А. Л.…»
Бродячая кошка, обиженная горькой судьбою жительница старого, неуютного московского двора, смотрела на него недоверчиво, пугливо прижав уши к покрытой серо-красными проплешинами голове.
Кошка попыталась оскалить зубы и зашипеть, но от страха и голода ни оскал, ни шипение никак не выходили, а выходило лишь слабое дрожание губ и затравленный хрип.
Кошка, конечно же, убежала бы прочь, да Бек, зайдя в глухой, с одной лишь аркой, двор перегородил ей невольно единственный путь к спасению.
– Ну, не злись, – ласково, насколько мог, сказал Бек. – Я это… кошек люблю…
Он отошёл в сторону и даже демонстративно отвернулся. Кошка, грозно похрипев напоследок, отчаянным броском кинулась в арку и быстро скрылась в темноте.
«Шустрая, зараза» одобрительно подумал Бек.
Он смотрел в темноту, в чёрный провал арки, смотрел каким-то странным, тоскливым взглядом, будто и сам хотел броситься вслед за кошкой – подальше от этого дома.
Прочь, в августовский сумрак.
Он бы смог… Одним прыжком в темноту, одним броском хищного зверя – убежать от всех этих спецзаданий, погонь и слежек, явочных квартир, засад, «флажков», закладок, от «кураторов» -надсмотрщиков, от всех этих ликвидаций, каждая из которых может оказаться последней для него, бездомного (не считать же домом съёмную квартиру!), бесприютного, давно уже вычеркнутого из нормальной, человеческой жизни киллера.
Да, киллер на службе у государства… Только что для него государство?
Государство – это полковник из управления, дожидающийся его на явочной квартире с очередным заданием и пачкой синих купюр на оплату сопутствующих расходов?
Или государство – это генерал, который они и в глаза не видели и никогда не увидят, даже имя которого им, рядовым оперативникам, не известно?
Тот самый генерал-призрак, который, передавая им задания через цепь посредников, и руководит в реальности их действиями?
Или, может, там, в телевизоре – государство?
Да есть ли оно вообще?
Может, и государства-то никакого нет?
Работают они на какую-то богатую и влиятельную группу, которая сама себя объявила государственной структурой. А над ней – ещё одна группа, покруче и побогаче. И та тоже считает себя государственной структурой. А в стороне – ещё одна группа. Она, вроде как, тоже государственная… Так, по крайней мере, считается. Но эта группа – в стороне. Они чужие. Хоть и государственные.
Может быть, даже государство у них своё. Беку это неведомо. Он плохо разбирается в таких вещах.
Он только одного не поймёт… Их-то группа невидима. У них призраки-генералы, призраки-полковники… Он, Бек, к примеру, призрак-капитан. Бывший боец ГРУ. Теперь – призрак в штатском.
А та группа, что над ними, ну прямо над ними – эти-то на виду. Вот они в телевизоре…
Ладеев как-то сказал, что их управление – «центрального подчинения». С таким многозначительным выражением лица произнёс эту фразу!
А что, и так понятно.
Но вот они-то, в телевизоре которые, знают, что Вальтер и Бек – это их государство? Догадываются? Знают, из каких призраков их народец государственный набран?
Нет, не тот, что слева. Не тот, что справа.
А тот, что под ними. Тот, на который они опираются!
Знают? Ай, да не всё ли тебе равно, Бек!
Знают, не знают… Что за печаль?
Может, и нет никакого подчинения. И даже такого, призрачного, государства нет. Сдохло оно в девяносто первом и – ничего, ничего уже нет. Так, картонные муляжи и ещё слова, слова… Болтовня!
