Пётр Владимирович обошёл накрытый к ужину стол, радостно потирая руки.
– …Вот, салатик у нас с королевскими креветками… у тут с индейкой… А основное блюдо?
– Утка, фаршированная апельсинами с кисло-сладким соусом, – пояснил помрачневший Балицкий.
– Вот здорово! Ваше любимое блюдо? Помню, помню…
Балицкий присел на диван, что стоял в дальнем углу комнаты и не обращал уже внимания на суету полковника, который отчего не спешил присесть за стол, а всё бегал по комнате, передвигая стулья и переставляя приборы на столе.
А потом, приблизившись к высоким, в старомодных деревянных рамах окнам, Ратманов посмотрел на усыпанную белыми лепестками роз садовую дорожку, на потемневшую от времени и укрытую разросшимся диким виноградом викторианскую беседку, чей смутный контур лишь едва виден был сквозь серо-туманные от вечерней росы стёкла, и, замерев на секунду, тихо произнёс:
– Я сегодня не единственный гость…
– Что? – забеспокоился Балицкий. – Пётр Владимирович, кого вы ещё пригласили?
Ратманов тянул с ответом.
Резким движением он задёрнул шторы.
Подошёл к старинному, почтенному посудному шкафу из красного дерева, отделанному по краям вставками из цветного саксонского фарфора, наклонившись, открыл широкие скрипучие дверцы и достал аккуратно, из всех сил стараясь не сломать, три длинных витых свечи красного воска, каждая из которых вставлена была заранее в небольшую бронзовую плошку-подсвечник.
Ратманов расставил свечи на столе.
С минуту стоял у стола, словно тщательно и придирчиво проверяя, всё ли в порядке, всё ли сделано так, как надо.
Потом подошёл к небольшому столику-бюро у входа в комнату и поднял трубку служебного телефона. Набрав внутренний номер, произнёс отрывисто:
– Вино и вазу с фруктами. Через двадцать минут подадите горячее. Не пересушите утку, доктор этого не любит!
– Вы не ответили на вопрос, – напомнил Балицкий.
Полковник повесил трубку.
Повернулся к доктору и с виноватой улыбкой тихо произнёс:
– У неё особый день. Она вам не говорила?
– Кто? – с заметным уже раздражением спросил Балицкий. – Какой ещё день? Кто и что мне должен говорить?!
Доктор услышал шорох в дверях. Едва заметный, едва слышимый.
Он повернул голову. В дверях, улыбаясь смущённо, стояла Наталья Петровна. В руках она держала только что снятый (видно, в прихожей) лёгкий летний плащ, пальцами перебирая в нерешительности тонкую шуршащую ткань.
– У нашей Натальи Петровны… У нашей красавицы Натальи сегодня день рождения!
Ратманов подошёл к ней и принял плащ.
– Здесь у входа в комнату, за дверью, есть вешалка. Да, точно – она здесь… Профессиональная память, помню расположение предметов!
Повесив плащ, Ратманов подвёл Наталья Петровну к столу и, повернувшись к Балицкому, с умоляющей интонацией произнёс:
– Доктор, позвольте нам остаться. Вы приняли меня, примите и эту красивейшую из дам нашего замка.
– Принимаю, – подчёркнуто равнодушно ответил Балицкий.
И с кривой, болезненной усмешкой произнёс:
– Мерлин – хлебосольный хозяин…
Бек вошёл в комнату. Услышав шаги, человек, сидевший за столом, повернулся к нему.
– Здравствуй, Валентин. Беляк на месте, чай готовит
Он выглядел уставшим и хмурым. И говорил медленно, растягивая слова.
Их командир, куратор и связной – полковник Никеев. Борис Иванович Никеев.
Оперативное командование группой возлагалось на Ладеев (агент «Вальтер»). А общее руководство группой и связь с центром осуществлял Никеев.
