Дэвид сидел за столиком перед кувшином белого вина, задумчиво наблюдая, как омары и прочая живность шевелят клешнями в садке, бесстрашно ожидая, пока их не кинут в бульон и не подадут к столу. Оцепенение, нападавшее на него довольно редко, улетучилось, стоило мне появиться. Лицо озарила радостная улыбка, в искренности которой нельзя было усомниться.
– Дорогая!
Не в его привычках бросать направо и налево ласковые слова, но если он так делает, значит, легкий ужин в моей компании для него не пустяк. Аромат его особого одеколона, особенно интенсивный после трудового дня, обволакивал нас, создавая вокруг непринужденную задушевную атмосферу.
– Здесь просто замечательно.
– Да, пожалуй, – равнодушно согласился он.
Дэвид сменил тон после приветственного поцелуя с бокалом в руках и первого глотка вина.
– Не притворяйся, ты прекрасно знаешь, зачем мы тут, – сказала я, кивнув в сторону омаров, прижавшихся друг к другу в плену садка в синеватой воде.
Улыбка слетела с его губ, и на лице застыло странное, почти мучительное выражение, как будто он вдруг испугался, что я собираюсь здесь и сейчас открыть какую-то страшную тайну. Нет, Соня, все совсем не так! Дэвид Барле пока еще не предлагал мне чувственных наслаждений в чистом виде, типа русских горок, вверх-вниз в эротическом экстазе, по которым ты катаешься чуть не каждый вечер с разными партнерами. Но при всяком удобном случае он смотрел на меня с открытой юношеской улыбкой таким ласковым взором, так пленительно и вдохновенно – по образу и подобию моего любимого актера, которого природа выбрала его двойником, – что любая девушка на моем месте с радостью последовала бы за ним хоть на край света.
– Первое блюдо нашего меню – «Синий омар», – торжественно объявил подошедший с двумя искусно сервированными тарелками официант.
Специальным сачком он выловил из садка омара для Дэвида. Я, как ребенок при виде любимого лакомства, не могла унять дрожь, мне не терпелось скорее попробовать кушанье. Раньше я не знала о таком способе приготовления этого блюда. Дэвид все время изобретал что-то новенькое, чтобы побаловать меня, но сегодня превзошел сам себя, предложив самый изысканный вариант парижской кухни.
– Хм, – улыбнулся он, – ты раньше такое пробовала?
– Горячий омар с кусочками топинамбура в свекольном соусе, – уточнил официант в черном жилете, с ослепительно белой салфеткой на руке. – Приятного аппетита, мадам. Приятного аппетита, месье.
– Спасибо.
Не подумайте, что я настолько неотесанна. Я прекрасно знаю, что в подобного рода заведениях не принято благодарить персонал. Нельзя давать тем же официантам повод думать, что вы стоите с ними на одной доске. Но не важно! Я чувствовала себя так легко и непринужденно в своем маленьком черном платьице из мягкой шерсти, надетом по совету Ребекки (для тех случаев, когда «планируешь закончить вечер в нежных объятиях»), возможно, чересчур облегающем и (уж точно!) слишком коротком для этого изысканного места. Впрочем, именно ему я обязана настойчивым взглядам, брошенным как бы невзначай в мою сторону мужчинами за соседними столиками. Хотя, может быть, за этими взглядами таилось недоумение, что, дескать, знаменитый холостяк Барле, за которым увлеченно охотятся все молодые красотки Парижа, делает тут в обществе такой невзрачной простушки, которая, ко всему прочему, одета чересчур откровенно? Подобное неодобрение на мой счет ощущалось всякий раз, когда мы появлялись вместе в публичных местах. Правда, Дэвид старался меня в этом разуверить.
