Прайм-тайм, аудитория, зеленый свет – когда он так говорил, его работа казалась мне простой и веселой, как партия в подкидного. В этой игре Дэвид, кстати, всегда выигрывал, разумеется.
– Ну и что? – я сделала вид, что не догадываюсь, какой козырь он прячет в рукаве.
Дэвид взял меня за руку.
– А вот что, мадемуазель Лоран… Мне бы следовало сказать, мадам Барле… Имею удовольствие вам сообщить, что через несколько недель в эфир выходит новая передача на канале BTV под названием «Новости культурной жизни», и вы будете ее ведущей.
– Ты шутишь?
– Вовсе нет! Я достал кое-какие пробные записи, сделанные в Высшей школе журналистики, и показал их Луи. Ему понравилось.
– Но, Дэвид… Я никогда в жизни не работала в прямом эфире!
– Ну и что! Сделаешь, как девяносто девять процентов ведущих на телевидении: научишься по ходу.
Он отпустил мою руку и встал, словно по команде своей секретарши Хлои, в обязанности которой, по всей вероятности, входило следить за его расписанием.
– Название передачи, конечно, предварительное, если тебе не нравится, можешь придумать другое. А теперь мне придется тебя оставить, я и так уже на две минуты опаздываю. Мы вечером поговорим об этом дома.
Мой будущий супруг в очередной раз перевернул всю мою жизнь так, как я даже не смела и мечтать. А мой начальник только что оставил меня в одиночестве, даже не попрощавшись.
К несчастью для меня, то был один и тот же мужчина.
Никогда раньше электричка в Нантерр не казалась мне такой уютной, а путь из Парижа в пригород – таким коротким. Я позабыла все свои тревоги: и злонамеренные козни Луи, и не менее беспокоящие меня письма от моего анонимного мучителя. Кажется, я даже пару раз зачем-то глупо улыбнулась соседу напротив. Мне хотелось, чтобы мое блаженно-счастливое состояние перешло к другим пассажирам и каждый мог бы продолжить свой путь, закутавшись в облачко личного счастья. Впрочем, наверное, это было уж слишком…
За окнами вечерняя заря окрасила серые пригороды в ласковые оптимистические цвета, и даже мое захолустье показалось мне очаровательным.
У меня было такое прекрасное настроение, что я не зашла в комиссариат, хотя всю неделю собиралась это сделать, я даже забыла заскочить в булочную, чтобы купить маме сладости. Предложение Дэвида стерло из памяти все мои страхи, все опасения.
– Ничего, – сказала Мод, встречая меня у порога в своем стареньком халатике. – Я сделала мясное рагу по бабушкиному рецепту.
По ее виду нельзя было определить ни возраста, ни происхождения, но болезнь уже наложила свою печать: постоянно серый, нездоровый цвет лица, морщины, которые с каждым днем, казалось, становились все глубже, тяжелая поступь и медлительность в каждом движении…
Поначалу я испытывала угрызения совести, безуспешно стараясь скрыть свою радость перед ней. Я взялась помешивать рагу, наслаждаясь пленительным ароматом лаврового листа и муската, щекотавшим мне ноздри. Словно разделяя мое настроение, Фелисите, мурлыкая, терлась об мои ноги.
Я постаралась свести к минимуму рассказ о возможностях, открывшихся передо мной благодаря великодушному поступку Дэвида, но мама прекрасно знала мое положение и потому смогла оценить его по достоинству:
– Это замечательно, дорогая! Просто здорово…
Она прижалась к моей спине и обняла меня своими слабыми руками, такими слабыми, что мне почудилось, она обхватила меня, чтобы не упасть. Продолжая помешивать мясо, не отрывая глаз от густой кипящей подливки, я другой рукой ласково обняла ее.
