– Привет, Наташа,– Мария уже пришла в себя, совладав со своими страхами,– Давай держаться вместе,– добавила она.
– Девчонки уже там, – сказала Наталья, разглядев среди толпы группу молодых девчат, стоявших отдельно от всех в стороне.
– Ты все такая же глазастая,– попыталась пошутить Мария.
Подойдя к толпе, девчонки поздоровались со всеми, и сразу же вошли в дом, что бы возложить венок и цветы. Едва они переступили через порог, как в нос ударил едкий запах разлагающегося мяса. В доме, как и на улице, было также невыносимо душно. От этой жары тело претерпело страшные изменения. Ужасные трупные пятна покрывали все открытые участки тела, веки на глазах вздулись, плотно сжатые губы имели сине -зеленый цвет; на шее виднелась черная полоса от веревки. Живот раздулся до невероятных размеров. Покойница лежала в красном гробу в каком-то нелепом голубом платье, вид ее был ужасен.
– Удавила себя и ребенка,– шептались бабки, сидящие на стульях.
–Такой грех на душу…
Смысл сказанного не сразу дошел до Марии. Она снова посмотрела на огромный живот подруги и удивилась, несколько дней назад она ничего не заметила, ей просто показалось, что Ирина немного поправилась.
–Беременна…-прошептала она вслух.
– Да…Двойной грех на душу…– снова подтвердила какая-то бабка.
Наталья дернула Марию за руку, давая понять, что уходит. Мария положила цветы в ноги покойной, а венок забрала Иркина мать; изрядно выпившая, она сидела в изголовье и слегка подвывала, изображая из себя безутешную мать.
Выходя из дома, она столкнулась с Виктором. Он нервно курил, лихорадочно стряхивая пепел, прямо себе под ноги.
– Соболезную,– прошептала девушка, не глядя ему в глаза. Он хотел поговорить о чем-то, но она отмахнулась от него, как от назойливой мухи. Подойдя к девчонкам, в полном молчании, она стала дожидаться выноса тела.
Церемония прощания была мучительна: духота, запахи цветов вперемешку с трупным запахом, вызывали тошноту, даже у самых стойких; пьяная мамаша бесконечно причитала, надрывая горло; муж плакал, но никто не верил в эти слезы. Соседи знали, как жилось с ним Ирине. В толпе постоянно перешептывались, Мария узнала, как тяжела была жизнь ее подруги.
– Ира, Ира, что же ты мне ничего не рассказывала…– шептала при прощании Маша, слезы душили ее, но она держалась стойко. Она долго стояла у могилы, наблюдая, как копачи закидывают гроб землей, а в ушах стоял звонкий смех Ирины, почему-то именно ее смех вспомнился ей в эти тяжелые минуты.
* * *
Дома ее встретил лысый Миша.
– Боже, что это такое?– встревожилась Маша,– Где его кудри?
– Все в порядке. Папа его побрил наголо. Так положено,– ответила Надежда Владимировна.
– Да кто такое придумал?– Маша с тревогой гладила Мишу по лысой голове, прижимая к груди любимое чадо.
– Не волнуйся. Все в год бреют детей, от этого волосы гуще становятся.
И все-таки Мария была крайне недовольна поступком родителей:
–Хоть бы у меня спросили,– недовольно буркнула она.
– Так ты же так переживала смерть Иры, что решили без спроса все устроить…
– Как прошли похороны?
– Лучше не спрашивай,– Мария не была настроена на обсуждение похорон. Она прошла в свою комнату и там, взяв в руки тетрадь и ручку, вдруг начала писать стихи. Давно она не занималась этим делом, а тут словно прорвало, стих за стихом, за час она написала 8 стихотворений.
– Доня, Эми пришла,– послышалось с коридора.
– Сюда иди,– крикнула Маша. Эми зашла в комнату, держа на руках смеющегося Мишу. Она щекотала ему подмышки, отчего он заливался веселым заразительным смехом.
