– Бунтарка? Перезвони мне, пожалуйста, не важно, во сколько.
Внезапно задрожавшими пальцами набираю номер сестры.
И так каждый раз.
Снова и снова страх перед тем, что она расскажет. Пока устанавливается соединение, к страху присоединяется беспокойство, что она не возьмет трубку. И что мне тогда делать? Что мне делать в третьем часу ночи, если не смогу дозвониться до своей младшей сестры, после того как она тонким растерянным голоском оставила сообщение на автоответчике? «Перезвони, не важно, во сколько…»
Пожалуйста, Пиппа, подойди к телефону. Господи, умоляю…
– Сиенна?
– Пиппа! Что стряслось? Ты уже спала, все в порядке? – Слишком много вопросов зараз, и я с усилием останавливаюсь. Если бы я только могла прямо сейчас увидеть сетренку, все было бы гораздо проще.
– Это… ох, Бунтарка!
Пиппа начинает плакать, и мне хочется бежать к ней, а вместо этого в следующий миг я оступаюсь на камне, поскольку есть дела поважнее, чем смотреть себе под ноги. Дико размахивая руками, лишь через несколько секунд паники мне удается обрести равновесие и глубоко вздохнуть.
– Пиппа? Что случилось?
– Я больше так не могу, Сиенна. Что мне делать? Я ненавижу его, ненавижу, ненавижу, ненавижу его так сильно…
– Да что произошло?
Наверное, он избил мать, а затем Пиппу, так как она бросилась между ними. Или сразу начал с сестры, потому что знал, что она попытается помешать ему оторваться на маме.
На другом конце линии слышны только рыдания Пиппы, каждый ее всхлип ранит меня в самое сердце, разрывает его на куски, заставляет истекать кровью.
– Расскажи мне, Пип… что случилось?
– Мама в больнице.
– Как?
– Он ее… она…
– Что он сделал, Пиппа? Он так избил ее, что она…
– Она упала. Он толкнул ее на плиту, а потом она упала. И зацепила сковородку, а кипящее масло… ее нога…
Всхлипывания Пиппы становятся громче.
– Тшшш… Пип… Пиппа, ты с ним одна в доме? Он рядом?
О боже, стоит ему услышать, что сестра плачет… понять, что она говорит по телефону…
– Я у Скарлет.
Слава богу. Скарлет – это лучшая подруга Пиппы.
– Побудь пока у Скарлет, слышишь?
– Но мне надо забрать свои школьные вещи.
– Я приеду! Я приеду утром, не ходи туда одна!
– Ты не обязана, Бунтарка. Завтра до обеда мы со Скарлет вынесем мои вещи. Пока он будет на работе.
– Может, мама Скарлет могла бы…
– Она вообще еще не в курсе, что я здесь. Она уехала на целую неделю, бабушка Скарлет приходит раз в день. И мы не скажем, почему я останусь тут на пару дней. Скарлет считает, что тогда ее мама точно об этом сообщит. – Голос Пиппы звучит уже гораздо тверже. – А я не хочу… запустить какой-нибудь процесс, понимаешь? Мне кажется, лучше всего будет, если я поживу тут до тех пор, пока мама не вернется домой.
«И тогда все вновь станет как прежде», – думаю я, но не произношу вслух, прекрасно понимая, что ничего этим не добьюсь. Мы всегда боялись, что нас заберут, что с большой долей вероятности разлучат, если кто-то что-то узнает. Лет в восемь или максимум девять я единственный раз упомянула учительнице, что у меня проблемы дома. Та после разговора с моей матерью успокоилась, а дома родительница так плакала, что от страха и раскаяния я тоже разрыдалась вместе с ней. Ничего не изменится, пока мама держит язык за зубами.
– А еще ты могла бы приехать сюда… – начинаю я, хотя ответ Пиппы мне уже давным-давно известен.
– А мама?
Мне хочется ответить, что мама справится, но язык не поворачивается произносить столь явную ложь.
