Спаси меня, вальс - страница 26

– Что толку? Они влюблены друг в друга, – растворялось в монотонных нью-йоркских пересудах.

– Конечно же это Найты, – отвечали хором многие девушки. – Вы видели его картины?

– Предпочитаю смотреть на него самого, – говорили другие девушки.

Серьезные люди воспринимали обоих вполне серьезно; Дэвид говорил о визуальном ритме и воздействии небулярной первичной стадии развития Вселенной на первичные цвета. За окнами в лихорадочной безмятежности мерцал город, увенчанный золотой короной. Вершины Нью-Йорка сверкали, подобно золотому балдахину над троном. Дэвид и Алабама молча смотрели друг на друга – не зная, как подступиться к разговору о ребенке.

– Ну же, что сказал врач? – уже не в первый раз спросил Дэвид.

– Я же говорила… Он сказал: «Привет!»

– Не изображай ослицу… Что еще он сказал? Нам же надо знать, что он сказал.

– У нас будет ребенок, – с видом собственницы объявила Алабама.

Дэвид полез в карманы.

– Извини… Наверно, оставил дома.

Он думал о том, что теперь их будет трое.

– Что оставил?

– Снотворное.

– Я сказала «ребенок».

– А!

– Надо у кого-нибудь спросить.

– У кого?

Их знакомые много чего знали: лучший джин в городе у «Лонгэйкр Фармэсиз»; не хочешь пьянеть, закусывай анчоусами; метиловый спирт можно отличить по запаху. Всем было известно, где искать белый стих у Кэбелла[31] и как достать билеты на игру Йельской команды, что мистер Фиш живет в аквариуме и что в полицейском участке Центрального парка, кроме сержанта, есть еще и другие копы, – однако никто не знал, что такое иметь ребенка.

– Пожалуй, тебе надо спросить у своей матери, – сказал Дэвид.

– Ах, Дэвид, только не это! Она подумает, что я понятия ни о чем не имею.

– Что ж, тогда я спрошу у своего агента, – предложил он. – Он человек бывалый.

Город покачивался в приглушенном реве, похожем на рокот аплодисментов в огромном театре, доносящийся к стоящему на сцене актеру. Из Нового Амстердама «Две крошки в голубом» и «Салли» били по барабанным перепонкам и неуклюже ускоряли ритм, словно призывая всех стать неграми и заядлыми саксофонистами, вернуться в Мэриленд и Луизиану, музыка звучала так, будто вокруг были мамушки-негритянки и миллионеры. Продавщицы были похожи на Мэрилин Миллер[32]. Студенты обожали Мэрилин Миллер, как прежде обожали Рози Квинн. Знаменитостями становились актрисы кино. Пол Уайтмен[33] играл на скрипке о том, как важно веселиться. В том году в «Ритц» стояли очереди за бесплатными благотворительными обедами. Знакомые встречались в коридорах отеля, где пахло орхидеями, плюшем и детективными историями, и спрашивали друг у друга, где они успели побывать. На Чарли Чаплине обычно была желтая куртка для игры в поло. Люди устали изображать пролетариев – все упивались славой. Ну а прочих, которые не были отмечены славой, поубивало на войне; собственная домашняя жизнь мало кого интересовала.

– Вон они, Найты, танцуют вместе, – говорили о них. – Как это мило, правда? Вон они.

– Послушай, Алабама, ты не держишь ритм, – упрекал жену Дэвид.

– Ради Бога, Дэвид, не наступай мне на ноги!

– Никогда не умел танцевать вальс.

Теперь решительно все обретало унылый вид, с учетом нынешних обстоятельств.