Плевать даже на мочевой пузырь, который вот-вот лопнет. Нужно стянуть эту штуку с ноги или чем-то открыть замок. А затем тихо выйти. И бежать, бежать, бежать как можно дальше. С этим человеком оставаться в квартире уже не только мерзко и больно, но и страшно.
Как только в голову ему такое пришло?
И чего он хочет этим добиться?
Бессмыслица…
Повозившись пару минут, я понимаю, что бесшумно выпутаться получится вряд ли. Разве что только попытать удачу с замком. Обвожу взглядом комнату. Может быть, где-то валяется шпилька, булавка, на худой конец ручка… или вовсе получится дотянуться до ключа? Куда Дамир его положил? Вглядываюсь в его прикроватную тумбочку и в конце концов натыкаюсь его взгляд.
От страха душа в пятки уходит. Волна дрожи прокатывается по телу. Он больше не спит. Я была так сосредоточена, что не заметила, когда оборвался храп.
Вид у Дамира такой, словно он вот-вот кинется на меня и придушит. А голос будничный, хоть и хриплый со сна:
— Чего не спишь, Оксан?
Мне хочется кинуться на него с воплем, расцарапать лицо, придушить подушкой. Воображение тут же рисует множество вариантов.
Но логика подсказывает, что скованной на кровати делать это — плохая идея. И какие у меня шансы против огромного мужика? А если получится его вырубить, но не получится освободить ногу до того, как он очнётся?
Все эти мысли, видно, так или иначе, отпечатываются на моём лице.
Потому что муж усмехается. Зло так и неприятно.
— А ты как думаешь? Писать хочу.
— Правда? — выгибает он бровь.
— А ты хочешь проверить?
— Могла бы и разбудить меня… — тянет как-то лениво, зевает и поднимается.
Словно у меня аллергия на его голос, острая боль начинает колоть затылок. Но это ничего. Перетерплю. Как всегда.
Муж ещё раз зевает, прокашливается и потягивается. И только после этого поднимается, достаёт с дальней полки ключ и освобождает меня.
Я тут же принимаюсь тереть лодыжку, но с удивлением понимаю, что она даже не затекла. Не знаю, где он взял этот наножник и для чего он задумывался производителями, но качество, конечно, отменное.
Я не выдерживаю, всё же спрашиваю у нависающего надо мной скалой Дамира, бросив взгляд снизу вверх:
— Зачем ты так?
Он снова усмехается.
— Не нужно делать из меня чудовище. Всё, что я делаю — это из-за тебя и ради тебя.
Нижняя губа начинает дрожать. Это плохой знак. Нет, Оксан, хватит разговоров. Лучше вообще ничего не слышать и не понимать, чем так. Я поднимаюсь, лихорадочно соображая, что делать после того, как окажусь в туалете. Ждать, когда фантазия мужа разыграется ещё хлеще или же он поймёт, какой мудак, никакого желания нет. Превысить самооборону тоже не хотелось бы. Слишком обидно из-за такого говна в тюрьму садиться. Телефона у меня нет. Кричать бессмысленно. Звукоизоляция — раз. Заткнут меня быстро — два.
Дамир время не теряет и хватает меня за локоть.
— Это насилие, — с нажимом говорю ему, — если ты думаешь, что это сойдёт тебе с рук — нет. Не усугубляй, иначе потеряешь всё. Никто с тобой работать не будет.
Он, всё ещё больно стискивая мой локоть, делает шаг вперёд и ногой сметает в сторону осколки. Всё, что осталось от Посейдона.
Я всегда хорошо чувствовала его настроение, и сейчас могу понять, что гнев в муже зашкаливает. А становится его жертвой, кстати говоря, в планах нет тоже. Больше нет.
— Но мы можем договориться. Хочешь, я даже подпишу какой-нибудь договор. Просто отпусти меня и всё. После смерти ребёнка многие браки разваливаются, ни у кого не будет к тебе претензий, если я не стану давать интервью и делать прочие нежелательные для тебя вещи. А я не стану. Распишитесь с Машкой. Пышную свадьбу можно чуть попозже закатить. Ну хотя там сам смотри… Я же не твой менеджер.
