Именно после этих курсов я поняла, что так, как раньше, жить уже невозможно. Больше я не буду приходить с работы домой, из дома – на работу, уставать, ничего не делая. После этих курсов будет снова английский, после английского, если я его когда-нибудь выучу, что-то еще.
Курсы практически ничего не дали. Пару встреч с психологом и экстрасенсом не могли ничего существенно изменить. То, что давали на английском, я уже знала. Делопроизводству практически не учили. Как нам объяснили, курсы и не ставили такой задачи – чему-то научить. Они должны были дать «толчок» ко всему этому. Может быть, но только не за такие сумасшедшие деньги.
Правда, письменное изложение я написала с самой высокой оценкой. Еще научилась печатать слепым методом. Тогда вообще мало, кто умел печатать. Кстати, научили наносить макияж. Вот это действительно было ценно, и осталось со мной на всю жизнь. Получается, что кое-чему, все-таки, научили.
Что же касается трудоустройства, то мне сразу показалось, что это будут пустые обещания. На заводе было очередное повышение окладов. Мне повысили неплохо, и это усыпило мою бдительность. Поэтому я махнула рукой на их обещания и не интересовалась, почему мне не звонят с предложениями новой работы. Теперь придется поинтересоваться.
Что еще мне придется «теперь»? Та злосчастная пятница пролегла четкой границей по моей жизни. Там – серое, ровное, тут… Не знаю. Может быть – черное, а может быть – полосатое. С того дня пошел новый отсчет.
Первое, что я сделала, придя домой с собрания, – отключила телефон. Не хочу никого видеть, слышать, с кем-либо объясняться.
Уже и не помню, как я прожила это вечер, чем занималась, спала ли ночь. По-видимому, спала.
Утром построила свои планы на день. Сейчас пишу записку и еду к Ире – моей тетке. По возрасту мы в сестры годимся – семь лет разницы. Надеюсь, что ее, по случаю выходного, нет дома. Оставляю ей записку, в которой сообщаю о случившемся. Вру, что у меня не работает телефон и прошу позвонить и все сказать маме. Может быть, это кажется смешно, но я действительно не могу сейчас ни с кем говорить. В конце записки замечаю: меня искать не надо – как починят телефон, найдусь сама.
Но выходные такие длинные! Сидеть дома и заниматься самопоеданием – нельзя. Поэтому мне приходит в голову идея во второй выходной съездить узнать, не продали ли мой свитер, который я сдала в комиссионку. Это как раз в те края, где живет моя самая близкая подруга.
Правда, это обещала сделать как раз она. Но почему-то, сев в метро, вместо того, чтобы ехать к тетке, я поехала в комиссионный. Меня даже не смущало, что я попаду туда как раз в обеденное время. Так и случилось.
Все, что я делаю дальше, происходит, как мне кажется, помимо моей воли. Похоже, мой мозг автоматически переключился в аварийный режим и уже сам решал, что нужно. Это он все подстроил…
Я захожу в ближайший автомат.
– Людмила?
– Ань, это ты? Приветик!
– Да, я, здравствуй… – небольшая заминка, – Ты знаешь… я тут около вашей станции метро… Приехала про свитер узнать…
– Так давай к нам!
– Сейчас подъеду!..
Но я ведь не хотела никого видеть и слышать! Что я скажу ей и её родителям, и главное – как?
Дверь открывает Людмила. В коридор выбегает её сын. «Здрасте, тетя Аня!». Выходит встретить меня и её мама.
О чем-то она спросила меня? Наверное, что-то вроде: «Как дела?».
