– Ваш предок настоящий герой. Вы нашли его в этих списках, нашли его фамилию?
– Да, – ответила Ирина Игоревна.
– Вы знаете, мы к каждому церковному празднику эти списки переписываем и относим в церковь, и там о них молятся, за каждого погибшего молятся и проводят службы. Так что вы не переживайте, о душе вашего родственника здесь заботятся.
– Спасибо вам большое.
– В те страшные дни все тела привозили в церковь и отпевали. А потом увозили туда, где сейчас сосновая рощица, и там хоронили. На это несколько дней ушло, ведь так много было погибших, более пятисот человек!
– Как? – удивилась Ирина Игоревна. – А в источниках указывают цифру двести пятьдесят семь человек.
– Так это только те, кого опознали, чьи фамилии известны. А были еще и неопознанные, так что на самом деле пятьсот и более человек.
– Какой же это ужас!
– А в этой школе искусств, – смотрительница понизила голос, – которая рядом с захоронением, до сих пор странные вещи происходят, знаете ли…
– Что-то сверхъестественное?
– Да, там часто слышат потусторонние голоса, причем самые разные люди их слышат. Не могут же все они врать.
– Да я и не удивляюсь, такая энергетика мощная. Вы представляете, сколько людей в тот день неожиданно, в один миг, умерли, а сколько людей горевали! У моего прапрадеда шестеро детей было, почти все уже взрослые, со своими женами и детьми, представляете, какое горе было для них всех.
– Я сама в этой школе однажды ощутила что-то странное, – продолжала смотрительница. – Пришла туда дочку забрать, захожу в пустой кабинет рисования, и вдруг чувствую чье-то присутствие. Хотя пустой кабинет, заметьте! Потом слышу – двое людей стаканами чокаются и выпивают. Я застыла. И тут слышу – опять чокаются, стаканы звенят и вроде как осколки на пол посыпались! И вдруг такой грохот, как будто тело со стула свалилось! Я думала, поседею от ужаса. Выбежала из кабинета, а навстречу идет учительница музыки. А у меня на лице, видимо, все написано было. Она так понимающе на меня посмотрела. А потом мне дочка рассказала, что они как-то решили в этом кабинете своей группой сфотографироваться. Так вот, на фотографиях, кроме детей, оказались белые полупрозрачные тени!
– Да, энергия человеческая никуда не девается, – со вздохом согласилась Ирина Игоревна.
Вскоре она уже стояла возле школы искусств. Справа от школы она увидела ту самую сосновую рощицу и белый обелиск.
Спохватилась, что цветов с собой нет, но что поделаешь, по пути не нашлось цветочного магазина. И в сумке, как нарочно, ни конфет, ни сигарет, ничего, что можно было бы положить на эту землю. На стадионе возле школы, впрочем, росли какие-то дикие цветочки. Нарвав их, Ирина Игоревна с небольшим букетиком вошла в сосновую рощицу.
Побродила немного по траве, среди деревьев, потом негромко сказала:
– Деда Курилов, прапрадед мой! Я твоя праправнучка. Я хотела тебе сказать, что мы все тебя помним, хоть и видели только на фотографии. Все твои внуки, правнуки и праправнуки, – мы все тебя помним и очень любим! Низкий тебе поклон.
Ирина Игоревна поклонилась до самой земли.
Последний раз она плакала на улице, когда ей было четыре года, и мама сказала тогда тете Оле:
– Она такая страшная становится – когда плачет.
С тех пор ни разу на людях она не заплакала, как бы ни было тяжело, страшно, неприятно. Наедине с собой – пожалуйста, хоть волосы на себе рви, но на глазах у людей, даже если их вокруг не так уж много, нет, ни в коем случае.
