– Давай, комсомол! Чего ты его нюхаешь? Глотай!
Зажмурившись и задержав дыхание, влил в себя вонючую отраву. И запоздало вспомнил, что за сутки съел только маленький кусочек хлеба. В голове зазвенело, мир приобрёл добрый вид. Майор ухмыльнулся, нагнулся к Тагирову и тихим доверительным голосом сказал:
– Это всё Воробей жмётся, ёшкин кот. Другой бы нормальной водки у монголов купил, а этот кугут всё экономит. «Чамбуром» господ офицеров травит, да ещё самым дешёвым. И консервами из пайка кормит, нет бы его Ленка толстозадая сварила чего-нибудь.
Роман Сергеевич пододвинул открытую банку с чем-то розовым.
– Поешь хоть, лейтенант. Лосось в собственном соку, в Союзе такого не увидишь. Чего так долго шёл? Под Дундука попал?
– Да я относил в Дом офицеров кое-что, Ольге Андреевне.
– Понятно. Ну как тебе наша Графиня?
– Удивительная женщина. А почему «графиня»? – спросил Тагиров.
– Да она вроде дворянского происхождения, говорят. Ну, и выглядит соответственно, правда? Пообщались?
– Угу. Даже стихи ей почитал, – похвалился Марат.
Внимательно прислушивающийся к разговору прапорщик Петя встрял:
– Ишь ты, поэт. Стихи он читает. Все стихи читают, а служить некому.
Морозов нахмурился:
– Слышь, Вязьмин, ты бы пил поменьше. Тоже мне, служака нашелся. Марат, скажи, ведь красивая?
– Ага, конечно. Никогда таких не встречал. Очень мне понравилась! – восторженно ответил лейтенант.
Прапорщик прищурился, с трудом сконцентрировал взгляд на Марате.
– Ну оборзел, летёха! Подкатывает к жене начальника, совсем нюх потерял.
Марат не помнил, как вскочил, откинув табуретку, и врезал прямо в центр красной наглой морды. Вязьмин схватился левой рукой за нос, а правой начал шарить по столу, нащупывая колюще-режущее.
– Убью, салага! – верещал прапорщик.
– Иди сюда, кусок! – приглашал Тагиров.
На плечах повисли соседи по столу, поволокли на выход из комнаты.
Вслед грохотал Роман Сергеевич:
– Обалдел, Тагиров?! А ты, Петя, заткнись.
– Он мне нос сломал! Я рапорт писать буду! – ныл пострадавший.
Марат стряхнул руки миротворцев, схватил сапоги и выскочил босиком на площадку.
* * *
– Ну ты даёшь, комсомол. Чего так завёлся-то?
Воробей догнал Тагирова уже на улице, остановил. Достал «Охотничьи» без фильтра, которые выдавали солдатам. Марат затянулся, закашлялся.
– Лёха, ну и гадость. Чего ты ими травишься? Нормального курева не купить?
– Дорого получается, а эти я на халяву в роте беру, – гордо ответил Лёха.
Тагирова покоробило, но он решил никак не озвучивать своё отношение к такой экономии. Чёрт его знает, что у них тут считается нормальным. Хотя сам бы он никогда не стал курить дерьмовые сигареты, отобранные у мальчишек-срочников.
– Лёха, я накосячил, конечно. Но этот Петя ваш тоже не прав, достал. Как думаешь, напишет рапорт? – спросил Тагиров.
– Чёрт его знает. Я могу с ним поговорить, если хочешь.
– Поговори, пожалуйста. А то иметь залёт в первый же день службы как-то неохота.
– Да уж. Если делу ход дать – это не залёт, это суд офицерской чести. Ладно, не кисни. Лучше скажи, презервативы есть у тебя? – поинтересовался Лёха.
Расстроенный Марат не сразу понял Воробья, переспросил:
– Чего есть?!
– Презервативы. Ну, гондоны. Есть?
– Откуда? А тебе зачем?
Лёха сплюнул и рассмеялся.
– Я погляжу, ты прямо на глазах тупеешь. Рановато начинаешь, лейтенант, до полковника-то тебе ещё служить и служить, ха-ха-ха! Провожу ликбез: берешь пакетик, разрываешь упаковку, достаёшь, надеваешь… Сказать, на что надеваешь?
