– Я всегда говорил, что нет там золота, – «прогудел» Примаков. – Забыть надо про него.
– Пятьсот тонн все-таки! – Председатель Госбанка СССР Алхимов аж заёрзал. – Жалко.
– Не получим мы нихрена, кроме санкций или очередной холодной войны, – махнул рукой Примаков.
– От санкций всё равно никуда не денемся, – проговорил Дроздов. – Только народными фронтами займёмся так и посыпятся.
– Да, а другие фронты? – Вспомнил Гришин.
– Так везде и возьмём. Литва, Эстония, Беларусия.
– Что-то хохлы зашухарились. Ох не к добру… – Покачал головой Ивашутин. – Никакой общественно-политической инициативы масс.
– Там Щербицкий всех диссидентов за причиндалы держит. Хотя, было дело, расстроился, что на пост генсека не заскочил. Мы с ним часто после съезда встречались и говорили. После диверсии на Чернобыле, не состоявшейся, слава КПСС, он ещё жёстче прошёлся по своим рядам. Да и вообще… Он и раньше активно давил диссидентов, запрещал националистическую идеологию и греко-католиков.
Примаков, при всей его интеллигентности, частенько позволял себе цветастые сексуальные образы по отношению к оппонентам.
– У них там полегче, чем Челябинске. Хлеба – во! Сала – во!
– Однако, Украину на особый контроль, товарищи. Это наша житница, как говорил классик. Чёрное море, Крым. Одеса!
* * *
Глава 3.
В небольшой двухкомнатной квартире на улице Горького за десять лет ничего не изменилось. Показалось, что даже набор продуктов в холодильнике: Сыр брынза, сыр твёрдый, оливки на развес, хранящиеся в пол-литровой стеклянной банке с полиэтиленовой крышкой, пол палки сухого сервелата. В морозилке серый хлеб в пакете (резерв), водка, сало, пластиковая бутылка с замёрзшей водой, шмат мяса, бутылка водки.
– Почему жену не вызвал? – Спросил Юрий Иванович, доставая из большого бумажного пакета маленькие. – Разворачивай и на стол.
– Не захотела. Побоялась. Новое место. Она у меня бояка.
– Бояка… Понятно. Может домой поедешь?
Иваныч с прищуром посмотрел на меня.
– Тут пока дел по гланды. Она в курсе про мою работу. Я ей сразу сказал. С ней по-другому нельзя. Узнает, что обманул, убьёт сразу.
– А шпионки с крепким телом её не пугают? – Иваныч усмехнулся. – У нас такая работа…
– Я же аналитик, а не вербовщик.
– Ну-ну… Давай скорее! Ну его, этот сыр! Резать его… Брынзу положи, маслины и разливай.
– О! Вы перешли на Коктебель?!
– Коньяк он любой хорош. На счёт коньяка я всеяден. Его можно выбирать под настроение. Сегодня я своё кислое настроение слащу. А тебе не всё равно?
– Да, наверное, всё равно.
Выпили три раза, причём третий по-афгански, за павших, предварительно коснувшись рюмкой стола. Именно оттуда пошёл этот тост. Раньше мы пили за тех, кто не с нами, а моряки за тех, кто в море.
– Раз уж вспомнили про Афган, то что ты там про ваххабизм имел ввиду?
Юрий Иванович откинулся на кресле и покрутил головой, разминая шею.
– Только в темпе, а то я засну. Кстати, спишь сегодня здесь.
– Не вопрос. Про ваххабизм скажу, что это экстремистское течение залезло к нам на Кавказ и начало диктовать правила местному населению. Ваххабизм – детище империалистов, культивиру… бля… Созданное для разрушения государственности в исламских странах. Он запрещает контакты с любыми светскими и административными структурами. Только шариат. У нас на северном Кавказе… Про Азербайджан не помню, но и в Иране тоже… Короче, у нас распространён суфизм. Это более-менее мирное и толерантное к государству течение.
