Который выручит вас из любой беды, который никогда не даст вас в обиду… Который если накажет – так за дело, и накажет так, что век помнить будете! Да что там…
Если перед вашим детским взором никогда не было настоящего мужчины – который своим примером показывал вам, как нужно жить и нужно умирать. На которого все в вашей семье смотрели снизу вверх – на кормильца, защитника, опору и надёжу…
Значит, не понять вам то, что чувствовал Борис Иванович – и все те, кто был рядом с ним, когда они увидели…
Убитого, растоптанного, оплёванного, проклятого дэмократической общественностью… Родного Отца.
Но – как же? Из дворика обычного московского дома наши герои попали в место, которого не может быть?
Да в том всё и дело, что не из обычного… В сталинские времена хорошо знали, кто и где может жить…
Вот только не надо мне говорить про номенклатуру! Да и что такое номенклатура? Это всего лишь перечень должностей, для занятия которых претендент должен обладать определёнными качествами – например, образованием («Два класса церковно-приходской школы»). Да я и сам, как школьный учитель истории, входил в номенклатуру райкома партии.
Нет, в некоторых домах могли жить только совершенно определённые люди. Которые хорошо знали, что, например, войдя в лифт жёлтого дома с башенкой на Смоленской площади (спроектированного – и прекрасно спроектированного – академиком Желтовским) – можно, нажав определённую комбинацию кнопок, по желанию спуститься либо на станцию «Арбатская» Филёвской линии, либо на безымянную Станцию линии Д-6 (построена в 1951 году, протяжённость 27 километров, имеет станции: Кремль – Библиотека им. Ленина – Раменки – Академия Генштаба – Солнцево – аэропорт Внуково-два).
Так что, когда первый страх («Спрятать! Спасти! Немедленно! Чтобы не увидели!») схлынул, Борис Иванович со товарищи осторожно вывел чёрным ходом из своей квартиры дорогого Гостя (и его, видимо, прикреплённого – сухощавого мужичка неопределённых лет, зверовато оглядывавшегося по сторонам и очень похожего на заслуженного служебного пса, которого сначала привели на кошачью выставку, а потом еще и сняли с него строгий ошейник) – а затем они вошли в неприметный сарайчик во дворе и долго-долго, очень долго спускались по решётчатой, звенящей под каблуками, затянутой металлической сеткой лестнице…
В конце концов, Борис Иванович действовал строго по Инструкции.
Человек, назвавший правильный пароль («Тридцать – ноль шесть – сорок два». Дата Падения Севастополя. Значит, всё ДЕЙСТВИТЕЛЬНО очень плохо – и лучше бы немедленно выглянуть в окно – не встали ли уже над Кремлём огромные грибовидные облака?), – так вот, этот человек должен быть во что бы то ни стало (во что бы то ни стало!) доставлен в штаб. Там Борису Ивановичу следует открыть личный сейф, достать красный пакет номер два и действовать по инструкциям, находящимся в данном пакете. Всё. Гриф «ОП»[13].
Борис Иванович украдкой прикоснулся к Его руке… Рука была горячей.
А вдруг? А вдруг это всё же не сон и не бред?
И Борис Иванович, генерал, коммунист, и сам смотревший не раз смерти в лицо и бестрепетно посылавший на смерть своих «сынков», – крепко зажмурился и стал молча, про себя молиться, как учила его в далёком детстве бабушка: «Милый Боженька, пусть я проснусь, а всё так и будет! Так и будет… так и будет…»
Рокоча двигателем, автомотриса уносилась в неведомое…
