Спокойная ночь - страница 15

– Что это еще за средневековье! Ты что, в монашки собралась? А сына куда денешь? Или тоже с собой – в монастырь?

– Мама, не говори глупостей! Ни в какой монастырь я не собираюсь. Попросили в храме сделать библиотеку, почему не помочь?

– Так и скажи, – бурчала мать. – А то – “послуша-а-ание”… Деньги-то тебе там платят?

– Мама!, – обиженно восклицала Нина и хлопнув дверью бежала на остановку.

Мать продолжала ворчать даже когда Антон вырос и поступил в институт: ей все казалось, что это церковь мешает дочери наладить личную жизнь. "Не дура, не уродина – чего пустышкой ходить? Давно бы уже нашла себе мужика, да родила, пока можешь". Нина стоически переносила эти нападки, возражая: "Есть мужчина в семье, чего еще нужно?" Мать только качала головой: совсем спятила дочь от своей религии.

Так может и жила бы Нина – ни счастья тебе, ни горя особенного. Но наступил злосчастный 2019. Хоть и с запозданием – через год после начала, пандемия добралась и сюда, в некогда закрытый от случайных людей, город. Первыми жертвами вируса стали старики. Больницы, все эти годы получавшие крохи из бюджета, не справлялись с потоком заболевших, и многие не успевали даже пройти КТ, как было уже поздно.

– Квартиру мою не продавай, – Федя вернется, где жить будет? – наказывала мать Нине, незадолго до того, как ее увезли в реанимацию.

– Ну что ты, мама, ты поправишься, ты обязательно поправишься. Я сегодня в храм схожу, помолюсь за тебя.

– Сходи, доча, сходи. Я-то, видишь, уже никак… Да и не умею я. Сама знаешь, нас в детстве другому учили… Ты ко мне приходи на могилку иногда, рассказывай, как ты, как Антошка. А то скучно мне одной там лежать… Умереть не страшно. Страшно, когда ждать некого. Я вот ждала Федюшку, тем и жила… Я и там его буду ждать…

Нина обливалась слезами, целуя морщинистые руки матери, моля Бога и всех святых о чуде. Но чуда не произошло: утром ей позвонили из больницы и сообщили скорбную весть. Несколько месяцев Нина не могла оправиться от потери. Ей казалось, что это она виновата в смерти матери, что не уберегла: вовремя не увезла на томографию, давала не те лекарства. Даже слова духовника о том, что жизнь и смерть человека в руках Божиих, не помогали.

Облегчение наступило весной, на Радоницу, когда Нина по завету матери после молитвы присела на скамеечку у могилы и стала рассказывать, что на работе у нее все нормально, что Антону за хорошую учебу стипендию повысили, а соседи с собакой, что мешала ей спать по ночам, в Германию уехали. Долго говорила Нина и про то, и про это, пока не остановилась и, пересиливая комок в горле, вымолвила:

– Плохо мне без тебя, мама, очень плохо…

Она закрыла лицо руками и замерла, горестно склонясь над могилой. Вдруг будто легкий ветерок коснулся ее головы, и волна нежности и тепла, словно материнская шаль в детстве, опустилась на согнутые горем плечи. Сердце затрепетало от нечаянной радости, и Нина, улыбнувшись сквозь слезы, прошептала:

– Ты в раю мамочка, ты в раю!

“Не болтай глупостей", – едва ли не услышала Нина сердитый голос матери и поспешила ответить:

– Хорошо, мамочка, больше не буду.

С той поры ей стало легче нести бремя сиротства. Всякий раз, когда сердце теснили мрачные мысли, она вспоминала тот день и говорила матери, как живой: "Больше не буду, мамочка, больше не буду".

Новость о том, что библиотека закрывается, а сотрудников отправляют в отпуск с последующим увольнением, не сильно огорчила ее: уже давно она считала своей главной работой храм, где было и легче и интересней. Зарплата, конечно, была символическая, но за работу свечницей доплачивали, так что ей вполне хватало на коммуналку и продукты.