— Могла бы и не спрашивать, — смеется подруга.
Во время лабораторной я даже дышу через раз. Влада сосредоточенно возится с реактивами, а я записываю все, что она бормочет себе под нос. Начинаю понимать саперов. У меня даже капелька пота на виске выступила в тот момент, когда из пробирки заклубился густой белый дым. Нет, химия — это точно не мое.
После занятий еще раз звоню маме, предупреждаю о непредвиденной задержке. Прошу ее не нервничать и не принимать близко к сердцу все, что может наговорить бабушка.
Надеясь побыстрее все закончить, бегу по ступенькам к кабинету директора. Рабочие интересно сдвигают один из пандусов по рельсе к перилам. Они по щелчку фиксируются и места становится больше.
Отдышавшись, стучу в дверь, сразу же захожу. Секретарь кивает мне, разрешает пройти к Авдеевой. В одном из кресел уже сидит недовольная Соболева.
Вынос мозга о недостойном поведении, порочащем репутацию лицея перед важным гостем, растягивается минут на пятнадцать. Большую часть слов я просто пропускаю мимо ушей, все время глядя на экран телефона. Мысленно я уже дома.
В итоге, Соболеву ставят дежурить на кухню, а я и так занята. Мне завтра новеньких встречать.
— Все, девочки, идите. И помните, вам уже не по десять лет. Ответственнее надо быть.
— Ирина Дмитриевна, комиссия приехала, — сообщает секретарь по селектору.
— Этот день никогда не закончится, — вздыхает Авдеева. — Зато если подпишут, мы доработаем и в следующем году сможем принимать ребят со схожими проблемами.
— А что за проблемы? — интересуюсь у нее.
— Все завтра, Вась. Бегите.
— Во что превращается лицей! — недовольно фыркает Соболева. — Почему нас не спрашивают? Может мне неприятно смотреть на всяких неполноценных, — кривит свои идеальные губки.
— Это ты дура неполноценная, — толкаю ее плечом на лестнице.
— Сама ты… дура, — летит мне в спину.
Сгребаю все свои свободные деньги, вызываю такси. Надо быстрее домой, я сегодня еще заработаю, у меня вечерняя смена. Там мамочка, а в груди пульсирует неприятное предчувствие.
— Спасибо, — вкладываю в руки таксиста смятые купюры.
Еще один марафон по лестнице, и я дома. У меня сегодня план по физическим упражнениям перевыполнен. Отдышавшись немного, вставляю ключ в замочную скважину. Дверь открывается сама. Понятно, я все же не успела, бабушка уже тут.
— Всем привет, я дома! — кричу с порога.
— А вот и наша Василина, — ба выходит меня встречать.
— Привет, — спотыкаюсь об чьи-то босоножки. — Ты не одна приехала?
— С тетей Машей. Она у твоего папы на кладбище давно не была, мы вот заехали туда, а потом сразу к вам. Ты совсем не ухаживаешь за его могилкой, девочка.
Стыдно. Правда стыдно, я папу хоть и не знала, но это не он виноват, это жизнь так все развернула, что у меня и его нет, и мама стала болеть после того, как мужа потеряла. Я просто не успеваю, а сегодня память ему и надо было бы сходить.
— Я уже месяц работаю без выходных. Сменщица ушла, новую еще не взяли. Как только научат девочку, у меня снова будет нормальный график и я обязательно к нему съезжу. Здравствуйте, тетя Маша, — захожу на кухню.
Мамочка сидит на табуретке, молча смотрит в окно. Мне больно видеть ее такой. Подхожу, целую в щеку. Она вздрагивает, поднимает на меня растерянный взгляд.
— Все хорошо, — глажу ее по спине. — Я рядом.
У нас в семье старшая скорее я. Так уж вышло и это ничего. За ежедневной беготней не замечается. Даже плакать некогда особо, ночью только если иногда поныть в подушку, себя пожалеть. Слезы нам не помогут, а мамочку я этим двум грымзам не отдам. Мы с ней еще поборемся за место под солнцем и возможность лечиться в лучшей клинике столицы.
