Справа от Европы - страница 13




– Поэтому пытайся не слушать, а слышать. Не думать, а разумно искать правильные решения.

– Чем ты меня ещё хочешь расстроить?


– Второй закон ещё проще, но, во много раз сложнее для понимания. В человеческой жизни и в мире в целом не происходит случайностей. Никогда. Ни с кем. Если что-то свершилось, маленькое событие или большая беда, это совершилось для того, чтобы кого-то о чём-то предупредить, остановить, предостеречь и, даже, спасти. Для того, чтобы узнать, какова реакция на свершившееся у участников события и у стороннего наблюдателя. Это, также, и воспитательный момент, и побудительный. И вовремя не подошедший автобус, и камешек, попавший в ботинок – всё это должно произойти и произошло. В причинах произошедшего надо разбираться самому – подсказка дана.


– Не просто Господь придумал мир. Столько сложностей…


– Это не сложности, это обычная человеческая жизнь, а на земле её переделали под свою лень. Так вам проще живётся. Но, отвечать за это надо будет обязательно. И последнее на сегодня. Ещё одна составляющая часть мирового законоустройства. Она достаточно противоречива по сути, но правильна по духу. Вчерашнего дня уже нет. Завтрашнего ещё нет. Есть только сегодня. Сейчас. Молитву «Отче наш…» помнишь? Там есть строка: «Хлеб насущный дай нам на сей день…» Больше никаких сроков. Только сегодня. При любом отношении к этим законам, они ежедневно существуют, управляя судьбами и странами. Самое сложное, это поверить в то, что есть только сейчас и на самом деле. Всегда легче поверить в мифическую Атлантиду, нежели в существующего Иисуса. Легче его распять, чем прилюдно признать, что собственная слабость духа переросла в мировоззрение. Что притворная религиозность делает врагами самих же себя. Идет война самого себя с собой. Идёт провокация войны с себе подобными. Но избави нас от лукавого…


В дверь купе постучали, и вошла Верка Сердючка, правда без звезды на голове, зато с чаем. Для приличия подождав возможного заказа, так же, молча, удалилась. Как-то не хотелось думать об этой проводнице и её сценическом воплощении. Мне в голову вообще не приходили мысли. Было ощущение стояния на пороге между двумя мирами. Вроде, я это всё уже знал, но, как-то, не с той стороны. Даже страшновато было вдумываться в эти простые, но, совершенно меняющие отношение к себе, правила. Но, если допустить, что всё сказанное Андреем, правда? Только допустить? Получается, что жизнь совсем другая, чем та, которая на тебя обрушивается камнепадом как раз тогда, когда ты уже уверен в абсолютном знании предыдущей, искусственной жизни. И почему на меня эти новые откровения ссыпаются сразу и в таком количестве? Помедленнее нельзя? Как в школе, например. Сперва рисуем палочки, потом учим пестики и тычинки, а потом уже теорию электролитической диссоциации? Ведь я могу или возомнить себя носителем каких-то знаний, или попросту тронуться рассудком? А чего стоит осознание того, что предыдущее планирование секунды быстротекущей жизни в постоянном слаломе между законами, условностями и наказанием, оказалось плевком против ветра? Получается, что так. Толпа сводит тебя с ума, кто-то искусственно лезет в твою жизнь с ненужными тебе коррекциями. И, при этом, тебя постоянно разрывают общественные разглагольствования об ужасном прошлом и потрясающем будущем. Боже, как же меня раздражает этот звон ложки о стакан! Кто так старательно испытывает мои нервы? Я оторвал взгляд от повечеревшего пространства за окном и увидел пустое купе. Андрей ушел, и я был в одиночестве. Это я сам пробовал стакан на крепость, вращая ложкой в стакане. От этого вращения получалась красивая воронка, от самого дна до верха. Интересно, а где же я могу находиться, – на дне стакана, откуда водоворот вырвет меня и поднимет наверх, или на краю воронки, которая втянет меня в свой безразличный ко всему омут и утащит на дно? Я был в пограничном состоянии нестабильного стояния. Или наверх, к свету, или в омут на самое дно. Хотя, и на свет надежды мало. Это сияние в конце тоннеля может оказаться огнями приближающейся электрички. Всё зависит от того, кто пользуется этой вещью, которая предлагается как свет. А сколько дней, озарённых чьим-то фальшивым светом пролетело бесследно? Ковыряние в прошлом, навязывание тебе чьего-то взгляда на им же перевранную историю, пустозвучные разглагольствования о каких-то не логичных, но, почему-то, судьбоносных событиях – вот что сжирает секунды этой жизни. Тотальная политизация бездарными болтунами, избранными закрытым списком, действительно делает жизнь обычной чередой понедельников. Незаметно пролетят несколько Новых годов и, однажды утром, увидишь мужика в балахоне. А это не мужик, а святой Пётр. А вдруг мне не понраву то, что я вижу? А вот это уже инакомыслие, которое расценивается как кощунство над святыней народа. Но, ведь как-то жил народ без этой самопровозглашённой святыни? Жил, но не правильно. А правильно – со статьёй УК. Чего ковыряться в прошлом, если изменить его нельзя? Надо, чтобы помнили. Помним, правда, помним. Но, по четыре дня в неделю напоминать, чтобы помнили – это мания. Народ может выжить сегодняшним хлебом, а не вчерашним тортом. Зачем, интересно, проходят дни в скорби по прошлой, тяжкой жизни с бывшими друзьями, и в радости, от будущей сладкой судьбы, с прошлыми врагами? Чтобы не смотрели в сегодня. Значит, есть необходимость в этой дымовой завесе.