Точно так и я не отвечу, как же она вошла; но – его сердце вошло вместе с ней (и – мимо его)!
Точно так нет на него ответа в Евангелиях – когда равви шел меж озлобленных или заблудших людей: помните, стражники и фарисеи хотели наложить на него руки, но – он прошел меж них, а все они не смогли ему воспретить?
Вот и в наших местах и наших с вами временах попросту не существует такого глупого вопроса – «как?».
И ожидается грехопадение града:
Неспешный шаг меж капель и распада -
Не ожидается, но происходит
Простое изменение природы!
Кто только изменение природы,
Легко пройдет меж лезвий дождевых
И станет бесполезен умиранию…
И станет бесполезен возрождению…
Грань преступивши, божии создания!
Эта женщина вошла. Все изменилось. Изменилась природа окружавших ее вещей. Сама прихожая, где Идальго все ещё (разве что – уже обоими ногами на земле) смотрит на входную дверь – и видит, что дверь распахнута! Но за ней – никого уже нет. Даже тебя самого – нет; но – ты здесь.
Ты скажешь, что бесплотной тенью – они, мои влюблённые в любовь?
Когда ты совершаешь обладание (как бы под сенью лип)
И занимаешься своим кровосмешением -
Не помни миг, когда ты был велик (как будто)
И видел тех любовников, что были, есть и будут.
Сама «прихожая» изменилась. Она стала «вхожей» в другой мир. Ведь женщина была красива не обычной, а какой-то другой красотой.
Красотой, сразу меняющей всё на свете. Вся её жизнь вошла сейчас вместе с ней и стала здесь жить. Все её обычные женские маневры: все эти скучные сближения, уклонения и даже само сбережение её красоты (как весьма конкурентного товара на сорочинской ярмарке) – всё это были вещи подчиненные, состоящие у ее красоты в услужении.
Собственно – она за этим и явилась: подчинять! Собственно – всё это (ведь в подчинении есть много всего) у нее почти получилось; но – это было очень существенное «но»: она была ошеломляюще молода!
До Старика ей было далеко. Как до неба. Впрочем, как и Илии Дону Кехане. Потому – сейчас она прошла не мимо человека Идальго, а меж трёх частей его имени; причём – проделала она это настолько легко, что мы с Идальго просто-напросто потеряли её из глаз; более того – она оказалась у Илии за спиной много прежде, чем тому удалось-таки следом за ней обернуться.
Прежде чем ещё раз (уже – третий) не задать ей свой очень важный вопрос:
– Как тебя зовут на самом деле?
Ибо – речь и об имени, и о красоте суть одно.
На самом деле его любимую звали Жанна, но – она действительно могла бы происходить из Франции пятнадцатого века, являясь уроженкой деревушки Домреми; разве что та Жанна (которая д'Арк), была блондинкой – что явствует из средневековых гравюр, более того – даже сейчас она действительно могла бы показаться облаченённой в средневековое белое с золотым шитьем платье (а вовсе не в тех чёрных доспехах, в которых её пленили бургундцы.
Да и незачем представлять: вот же она… Кар-р!
В руке она держит (вы не только представьте, но – увидьте!) обоюдоострый клинок с золотыми лилиями по всему лезвию; впрочем, взгляд её скромно опущен долу (впрочем – она и сейчас способна, будучи неграмотной, диктовать своему сподвижнику Жилю де Рецу письма английскому королю, причем – от имени «Старика»).
Итак, она прошла меж имен Илии – и ни одно из них не потревожила! Душа Идальго находилась в смертельной опасности.
Причём – как пророк, Илия прекрасно понимал, что ему не обойтись без жертвы со своей стороны.
