У вечевого колокола княжеский бирич ровным, четким голосом выкрикивал междугородные новости и пожелания детинца. Речь бирича отличалась характерной витиеватостью, за которой смысл сообщений угадывался не без усилий. Несколько человек, собравшись вокруг помоста, слушали без особого интереса.
– А по поводу должного соответствия земледельческих стараний и покупательных сил люда городского велено сказать следующее. По причине наступления теплого времени года и в этой связи неучастия в городских делах Верхних Сосен, вменяется не очень зверствовать обменно тем, кто ответственен…
Глупости какие-то, подумал зодчий.
А сколько варангов в городе! В боевом снаряжении. И явное недовольство на лицах. Варангские воины и раньше приходили по приглашению, и всегда это заканчивалось одним и тем же – неприязнью. Когда приходят в город две-три тысячи молодых мужчин, а женщин в городе столько же, сколько и было, то есть всем не хватит, неприязни не избежать.
– Добрый человек, – обратился зодчий к гончару, который, упираясь локтем в гончарный круг, мрачно рассматривал толпу. – Я слышал, что князя Ярослава нет в городе. Не знаешь ли ты, где он?
– А где бы он ни был, – сказал гончар, – толку-то? От дани Киеву нас освободили, да детинец стал брать столько же. Приставили к казне какого-то чумового, по три десятины со всех дерет. А князь знай себе в Верхних Соснах развлекается, и дела ему ни до кого нет.
– В Верхних Соснах? Это где же такое место?
– Отвяжись.
– А…
– Отвяжись, тебе говорят.
Зодчий осмотрелся и заприметил странную пару – торговца огурцами, мрачного и сурового, и молочницу, улыбчивую и веселую. Стояли они рядом, переругиваясь.
– Ты, Бова, такой медведь, такой медведь, – говорила молочница. – Ты бы помылся сегодня, свежую рубаху надел бы, да и навестил бы меня вечером. Чего тебе все дома сидеть, на мышей смотреть.
– Ты, знаешь ли, не рассуждай, – отвечал Бова. – Ты, это, не верещи мне тут под руку. Всех покупателей распугала.
– Покупатель не рыба, от голоса не бежит.
– От твоего побежит.
– Люди добрые, – обратился к ним зодчий. – Не подскажете ли, где это – Верхние Сосны?
Бова презрительно отвернулся. Молочница оглядела зодчего с ног до головы и расплылась в масляной улыбке.
– Подскажу, а только ты мне ответь, чем благодарить меня будешь?
– Ну, как, – зодчий нахмурился. – В пояс поклонюсь.
– И всего-то?
– Мне правда очень нужно в Верхние Сосны.
– Приходи сегодня ко мне. Вечером. Я тебя накормлю, напою, постелю тебе мягко, а завтра сама тебя туда, в Верхние Сосны, отведу. Наймем лодочника…
– Двадцать аржей вдоль реки, на север, – с ненавистью сказал Бова, поворачиваясь к зодчему. – Иди.
– Двадцать аржей? – переспросил зодчий, рукой указывая направление.
– Да. Иди, милый, а то бы не было беды.
Зодчий поклонился Бове и быстро пошел к реке. Оглянулся лишь один раз, и увидел, как Бова распекает молочницу.
Три года назад Ярослав выбрал именно его из дюжины подающих надежды новгородских зодчих. Дал ему двух ратников и кошель с золотыми монетами. И велел ехать на учение.
– Где тебе лучше учиться, ты сам знаешь, – сказал ему князь тогда. – Есть Рим, и есть Константинополь. Через год-два вернешься и будешь строить.
Пожил зодчий и в Риме, и в Константинополе. Прижился, работал помощником одного из известных константинопольских строителей. Но кончились деньги, завершилась любовная история, в которую он впутался случайно, от места ему отказали, и он понял, что пришла пора давать князю отчет.
