– Может, кто другой чего натворил, а на тебя напраслина?
– Другой? … – Гриб посмотрел в сторону и подумал немного. – Разве что … да … Свистун к нам прибыл в Новгород. Может, он?
– А кто такой Свистун?
– Ну уж нет. Не поверю я, монах, что ты не знаешь, кто такой Свистун.
Хелье пожал плечами.
– Да что ты скоморошничаешь тут передо мной? Свистун. Свистун Киевский. Приехал в Новгород. Недавно.
– Не знаю я никакого Свистуна, – сказал Хелье совершенно искренне.
– Свистуна не знаешь?
– Нет.
– Либо ты врешь не очень складно, либо вы, монахи, и вправду не от мира сего. Свистун. Самый знаменитый разбойник и на Руси, и в Земле Новгородской, да и у поляков его знают.
А может Свистун мне его и подослал, этого сопляка в монашеской робе, подумал Гриб. Узнать как и что. А то и свалить что-нибудь на меня. Не просто так он в Новгород явился, замышляет что-то. Попробуем монаха поймать на слове.
– Ты вот что, монах, – сказал он. – Ты как пойдешь в Рюриков Заслон, так ты там и объясни про меня, мол, не знаю ничего, ни в чем участвовать не хочу.
– Рюриков Заслон? Это где же?
– Ну вот что, – рассердился Гриб. – Ты мне голову-то не морочь! Ты мне еще скажи, что не знаешь, где детинец находится!
– Где детинец – знаю.
– Зачем Свистун к нам пожаловал – это не мое дело. Я ему не судья. Но и помогать ему не буду, и пусть об этом знают – и он сам, и князь, и посадник.
В дверь стукнули три раза.
– Поди к лешему! – крикнул Гриб.
В помещение быстро вошел ужасно неприятного вида человек и вороватой рысью, боком, приблизился к Грибу.
– Не гневись, кормилец, – сказал он ему подхалимским тоном, косясь на монахов. – Очень важные слова скажу я тебе сейчас.
Он наклонился к уху Гриба и зашептал.
Выслушав важные слова, Гриб некоторое время размышлял, после чего поманил подхалима к себе и быстро сказал ему что-то на ухо. Подхалим поклонился и, так же как прежде косясь на монахов, боком выбежал из помещения.
Гриб уселся поудобнее на скаммеле, поставил локоть на колено, сжал кулак, и положил на него подбородок. Некоторое время он смотрел на Хелье, а потом перевел взгляд на Любаву.
– Это хорошо, что вы ко мне пришли, – сказал он. – Если бы вас поймали на улице, беда бы приключилась. А так все будет очень даже … э…
– Безбедно, – подсказал Хелье.
– Обет молчания – это очень удобно, – продолжал Гриб. – Не знаю, правда, как к нему отнесется посадник наш Константин … или Ньорор, предводитель варангских наемников … ну, может уговорят нарушить обет. Ах, да, Хелье … тебя ведь Хелье зовут? Противное какое имя. Польское, небось?
– Датское, – ответил Хелье.
Что он плетет, листья шуршащие, думал он, отвязывая бечевку, удерживающую сверд под робой в вертикальном положении. Откуда ему знать, зачем Любава понадобилась Ньорору. А Житнику-то она вообще ни к чему. Или к чему?
– Ну вот, датское. Дурной народ вы, датчане.
– Я не датчанин.
– Помолчи, дружок. Тебе сейчас полезнее всего помолчать. Потому как ты невелика птица, и за тебя мне никто медяшки ржавой не даст. Это спутник твой, то бишь спутница, которую беречь нужно, за нее награда обещана. А тебя можно и в расход. Ты просто сопровождающий.
– Кому именно обещана награда и кем? – спросил Хелье.
– Ага, – сказал Гриб. – Вижу, и ты не чужд корысти! Все мы, люди, одинаковы. А только не всем награду предлагают, а только тем, кто может ее заслужить.
– То есть, именно к тебе приходили люди Ньорора … и Житника?
