Я осталась «один на один» с нерешаемой проблемой. Даже если мне удастся выманить Баську из укрытия, домой я не могу его принести, потому что… конечно, Лорда не хватит сердечный приступ, но нервы он нам помотает, а ночью может придушить это несчастное перепуганное создание. Лорд не посмотрит, что это собака… хотя, наверное, я как-то неправильно думаю о Лорде, уж не такая он и сволочь. Но максимум презрения мы получим в ответ, еще ультиматум объявит, как было однажды, когда я уехала, не предупредив и не попрощавшись на четыре дня. Лорд просто перестал есть, и как бы мама не ухищрялась с деликатесами, к миске он не подходил. Все последующие свои ночевки вне дома я согласовывала с Лордом, ставя его в известность.
А здесь такое! Чужое существо. Лорд умрет от ревности. Что же делать? У Матильды жуткая аллергия, в мой дом – нельзя… И хотя мне было безумно страшно, но в память о светлом безобидном человеке, Аркадии Исааковиче Фридмане, я решила, что останусь ночевать в доме покойного.
Конечно, к подобному решению я пришла с содроганием и не сразу. И даже, не веря в потустороньщину, я, тем не менее, пребывала в страхе. Можно было «не париться» – как любил говорить Павел, а просто запереть Баську в квартире, покормив утром. Но, когда я осталась одна и стала рассуждать вслух о вариантах собачьей жизни, Баська выполз на свет, по-пластунски преодолел расстояние от трюмо до моих ног и положил мохнатую мордочку на мою влажную туфельку. Внутри меня снова что-то сжалось, я вспомнила добрую улыбку Аркадия и дала собаке слово, что не оставлю его одного в эту ночь.
Я долго стояла у темного окна и смотрела на пустырь за дорогой. Как странно, что его еще ничем не застроили. В нашем районе, где борьба шла на сантиметры, этот пустырь – невероятная роскошь, примерно – более десяти тысяч квадратных метров. Я не являлась знатоком строительства или архитектуры, а уж тем более математиком-проектировщиком, просто по скромным моим представлениям там уместился бы гипермаркет с огромной стоянкой вокруг.
Пустырь, покрытый молодой порослью, которую каждый год усердно спиливали, был непригодным для народного гуляния, разве что «собачники» там «пасли» своих четвероногих «вездеходов», ютясь по узким тропкам.
Баська топтался рядом, наступая мне на ногу. Внезапно из темноты пустыря мелькнул свет. Я стала вглядываться.
Свет вспыхнул и погас вновь, будто кто-то играл фонариком, проверяя его пригодность. Мне ни к месту вспомнился чудесный фильм про нашу собаку Баскервилей, когда каторжник на болотах подавал сигнал Бэрримору. Забавно. Наверное, потерялся чей-то питомец, и его разыскивают, приманивая светом. Сигнал больше не повторялся, значит, все нашлись.
Мне нестерпимо захотелось курить. Я открыла окно. Щелчок зажигалки, и кончик моей сигареты кружочком отразился в боковом стекле распахнутого окна. И в тот же миг на «болоте», тьфу, на пустыре, вновь зажегся огонек и несколько раз помигал, будто радостно меня поприветствовал. Не отдавая отчета, я резко потушила сигарету о подоконник и замерла. Огонек больше не появился…
Чертовщина какая-то… Скорее всего, мое воображение после череды переживаемых за вечер эмоций – начиная с мебельного магазина и неудачной попытки купить матрас, потом изнурительная пробка, непонятный букет и смерть Аркадия – воображение придумало связь между фонариком из темноты и светом моей зажигалки.
