– Эти нынешние студенты такие раскованные, а порой наглые, – с раздражением думала Белла.
– Вот и эта Симонова посмела усомниться в моем профессионализме, – говорила она себе.
Белла не могла вспомнить, что ее так задело, и почему она стала придираться к студентке. Ей показалось, что Симонова смотрела на нее с жалостью и с сочувствием.
В глубине души Зимина понимала: она не права, и знания Симоновой безупречны. Это и задело ее.
Радостный визг любимого животного отвлек Зимину от угрызений совести и мрачных мыслей.
– Сейчас, мой хороший, мама покормит тебя, – ласково воскликнула Зимина, подхватив песика и направляясь с ним на кухню.
Вернувшись в гостиную, Белла присела на диван и облегченно откинулась на высокую спинку старого дивана.
– Как хорошо дома, никто не достает, – сказала Зимина и закрыла глаза.
Накормленный песик по кличке Ребус пристроился рядом и положил голову на колени хозяйки.
Их сладостную дремоту прервал резкий трезвон домашнего телефона.
Зиминой звонила соседка по площадке – Изольда Леонидовна Томская, с которой они сдружились по инициативе Томской.
– Наконец-то ты пришла. Жду тебя, Белла, у себя, – услышала Зимина приказной тон Изольды Леонидовны.
Белле и в голову не пришло возразить Томской. Она торопливо заколола рыжую гриву и направилась к двери.
Разбуженный Ребус жалобно тявкнул, понял бесполезность своего возмущения и улегся на подушке-думочке, от которой пахло хозяйкой.
Дверь в квартиру Томской открыла двадцатитрехлетняя домработница Анна, лицо которой выглядело слишком бледным из-за черного цвета волос.
Зимина прошла в гостиную и застала Томскую сидящей в антикварном кресле работы известного мастера девятнадцатого века. Перед ней лежали на журнальном длинном столе с изогнутыми ножками раскрытые журналы.
– Я целый день в ожидании твоего прихода, – воскликнула Томская.
– Что случилось, Изольда?
Томская на восемнадцать лет старше Зиминой и Белла не могла называть соседку по имени и без отчества. Но Томская через месяц после их знакомства заявила Зиминой, что для своих подруг она Изольда, а для всех остальных – Изольда Леонидовна.
Зимина гордилась возведением в ранг подруги, но с трудом привыкала к подобному обращению с обеих сторон, ведь для студентов и преподавателей она была Беллой Витольдовной.
– Все, больше откладывать нельзя. Ты полностью должна сменить свой облик, Белла, – безапелляционно заявила Томская.
– Облик? Зачем? Меня все устраивает, ничего не надо менять, – испуганно пробормотала Зимина.
– Ее все устраивает. Зато меня не устраивает.
Зимина попыталась что-то сказать. Но надо было знать Томскую.
– И не возражай. Сколько можно тянуть? Я уже договорилась с Владиком, – объявила Томская.
– Не хочу никакого Владика, – сделала попытку возразить Зимина.
– С ума сошла! У Владика запись на год вперед, а она не хочет его. Я еле уговорила этого виртуоза, правда, пришлось показать ему твою фотографию на телефоне. Владик, увидев ее, чуть не расплакался. Он так и сказал: «Этой лах… девушке если я не помогу, никто больше не сможет помочь».
Томская сообщила, что договорилась с Владиком и Миленой, собственницей салона модной одежды, о визите.
– Даже не знаю, нужно ли мне это? – неуверенно продолжала возражать Зимина.
Томская строго посмотрела на Беллу.
– Это нужно мне. Ты очень самонадеянна, Белла, если полагаешь, что я возьму тебя с собой в Париж с такой жуткой прической и в такой одежде, – возмутилась Томская.
