– Может, у тебя нелады в семье? С женой всё в порядке? Или, может, грех какой приключился? Ты можешь мне, конечно, не отвечать, но всё же призадумайся, Олег. Удели побольше времени для молитвы, и Господь откроет тебе, в чём у тебя проблема.
Олегу Николаевичу захотелось ответить ему что-нибудь резкое и прекратить этот разговор. Почему у Владимира Никаноровича сложилось такое конкретное мнение? Откуда он взял себе право высказывать такие подозрения?! Не слишком ли это? От желания исповедать свой грех не осталось и следа. «Нет, это будет глупо, – думал он. – Спокойно, нельзя разоблачать себя, ведь старик ничего конкретного не знает. Всё только какие-то намёки…»
– Владимир Никанорович, я вам искренне благодарен за вашу заботу обо мне, – Олег Николаевич старался говорить ровно, но не получалось, голос звучал резковато. – Во мне действительно что-то произошло. Вы знаете, сколько сейчас проблем в церквах, сколько мне приходится разъезжать по региону? Неделями дома не бываю. Просто переутомился я, регулярно недосыпаю. Надо, наверное, немного отдохнуть.
Старик-пресвитер внимательно посмотрел ему в глаза, ничего не сказал, предложил только помолиться.
Олег Николаевич чувствовал, что брат не поверил ему. Может, надо было показать больше тепла в голосе, лишний раз улыбнуться ему? Или, наоборот, более самоуверенно выступить, может, даже гневно отвергнуть все подозрения? Он продумал свои ответы и вроде бы никаких ошибок не обнаружил. Хотя сердцем понимал, что всё же допустил ошибку, мог всё привести в порядок, но не сделал этого.
* * *
Проповедь он попытался закончить как можно скорее и, сославшись на головную боль, которая в действительности раскалывала его череп, сразу скрылся в глубине сцены. Он знал, был уверен, что Светлана узнала его и обязательно будет его ждать. Он переждал, пока народ разойдётся и вышел в фойе дома культуры. Ноги были, как ватные.
– Здравствуй, Светлана.
– Здравствуй. Узнал меня?
– Конечно, узнал. Как ты?
– Да, как сказать, ничего хорошего…
– Со здоровьем как? Ты мне тогда говорила, что у тебя какие-то обследования проводились.
– Лечимся…
– Что-нибудь серьёзное?
– Может быть.
Они немного помолчали. Он был рад, что она не упрекает его, не устраивает сцену. Он разглядел её лицо, попытался заглянуть в её глаза. Кожа была бледной, глаза впавшие, очень грустные.
Какое-то новое, неведомое чувство колыхнулось в его груди – чувство ответственности за этого человека. Откуда оно взялось, он не понимал. Но оно было в нём и побуждало задавать Светлане вопросы. Но разговор продолжила она.
– Я тогда сразу почувствовала, что никакой ты не токарь. А попала сюда случайно, соседка пригласила. Она баптистка.
– Как тебе понравился вечер? – решил он перейти в атаку.
– Знаешь, я даже толком не слушала о чём ты говорил. Мысли разные кружились в голове. Да и ново всё это для меня. В первый раз я на таком мероприятии.
Тут он решил говорить только правду и во что бы то ни стало исправить допущенную тогда ошибку.
– Светлана, ты теперь знаешь, кто я такой и я прошу тебя, прости меня. Я очень прошу тебя об этом. Это было нехорошо, что между нами тогда в поезде случилось.
– Да что ты такое говоришь?! Тебе что, плохо было со мной? Не за что тебе извиняться передо мной. Утешил ты меня, пригрел… Спасибо тебе.
– Да нет, ты меня не понимаешь. То, что мы там сделали, это был грех. Грех перед Богом.
