Срыв - страница 6
Библия, может быть, она принесёт ему облегчение… Кольнула совесть – почему этого раньше не сделал? Позабыл? Или не хотел?
Лихорадочно листая, он начал искать те места, в которых речь шла о блуде и прелюбодеянии. Каждый текст из Слова Божия обжигал его, как раскалённый металл. Но тут же он пытался оправдать себя: «Тут речь идёт о блудницах. Но Светлана ведь не блудница, не проститутка. Это честная, несчастная женщина… Хотя, кто знает, слишком уж быстро всё получилось… Но ведь я не искал, в первую очередь, своего удовольствия, я ведь только пытался утешить её и зашёл слишком далеко. Может быть, Бог поймёт меня?»
Пустые отговорки. Слово Бога жгло его, он изворачивался, как уж, но знал, что приговор Бога однозначен. Грех есть грех. Богу понимать нечего, потому что и так всё ясно.
Потом он начал молиться. Но слова молитвы казались ему бессильными и бездейственными. Ему казалось, что сатана громким смехом заглушает его молитву, а Бог смотрит совершенно в другую сторону, не дозваться до Него. Бог ничего не хочет знать о нём. Он донельзя разочарован поступком Своего слуги.
Слезы текли по его лицу, рыдания становились всё громче. Он не задумывался о том, что в соседнем купе его могут услышать и сейчас, может быть, кто-то зайдёт. Боль его души была такой сильной, что заглушала все доводы рассудка.
Рыдая, он обращался то к Богу, то к своей жене. Он вдруг почувствовал, что любовь к ней всколыхнулась в его груди с новой, необыкновенной силой. Уж она-то этого не заслужила. Ни слова упрёка, когда в очередной раз приходилось ей паковать его чемодан. Приветливое лицо, накрытый стол, когда он возвращался из поездок. Часами могла она слушать его рассказы о людях, с которыми ему приходилось встречаться, ни словом не заикаясь о собственных житейских проблемах. А ведь на её руках оставались дети и хозяйство. Не раз он спрашивал себя, как же она, при его скудном пасторском жаловании и самодурстве рыночных цен, умудряется сводить концы с концами, и никогда не находил ответа. В доме всегда всё было в порядке и даже в изобилии. И для гостей находилось место в их доме. Предал он её, подло предал!
Он достал из кармана бумажник, раскрыл его и достал фотокарточку жены. Однажды пастор-иностранец подарил ему этот бумажник, внутри которого была рамка, и иностранец велел обязательно вставить в неё фотографию жены и почаще любоваться ею. «Со стороны можно подумать, что все вы бессемейные – всегда путешествуете без жён. Нехорошо это, носи хотя бы фотографию жены при себе», – сказал он тогда.
Пусть она не была такой красавицей, как Светлана, фигура у неё была не такая стройная, кожа не такая гладкая и запах не такой таинственный… Всё же возраст сказывался, да и троих детей родила. Но она была его женой, матерью его детей, его подругой в тяжкие минуты жизни. Нет, она не заслужила этого! Прикосновение её рук действовало на него лучше всякого лекарства. Возвращаясь домой, он обычно первый день каждую свободную минуту проводил около неё. Рассказывал о своих впечатлениях, при каждой возможности обнимал её, целовал, зарывался носом в её шею, дышал запахом её кожи. Она была его точкой опоры, местом отдыха и источником вдохновения. Находясь вдали от неё, он мучительно переживал разлуку, считал, сколько раз ещё спать до того, как увидит её.
Даже после двадцати лет супружества он любил её необыкновенно. Любил?! А тут такое! Как он теперь посмотрит ей в глаза? Что скажет при встрече? Что он наделал?! Ему вдруг показалось, что всё разрушено. Она сразу же обо всём догадается… Его семейное счастье раз и навсегда поломано. И виноват во всём только он! Эта мысль повергла его в ещё большее отчаяние, и он заплакал ещё сильнее. Как он мог? Если бы он мог сегодняшний день, с этим событием, прокрутить назад, как плёнку магнитофона, и переписать всё заново!