В беседе с руководящими братьями местной церкви он смог даже внести несколько конкретных предложений. Вначале ему, правда, казалось, что все на него немного странно смотрят, но потом это чувство улеглось. По окончании совещания он попросил как можно скорее дать ему возможность отдохнуть.
* * *
Потом он лежал в отдельной комнате, на тщательно приготовленной постели, и удивлялся сам себе, как это у него всё отлично получилось. Вроде бы никто ничего не заметил. Да и что они собственно должны были заметить? Они что, сердцеведцы что ли? Хотя, если вдруг это выйдет на люди, что тогда? Позор неописуемый. По всей области, а, может, и по всей стране пойдёт слух. Как ему потом смотреть людям в глаза? Да и вся жизнь разрушится. Нет, только не это! Он знал несколько случаев, когда видных братьев уличали в подобном грехе. Что с ними потом было! Некоторые пытались такой поступок скрыть, другие выкручивались. Третьи сразу каялись. Было несколько случаев, когда, спустя несколько лет, они сами приходили с повинной. Но не все были в его положении. В любом случае грозило отстранение от служения или даже отлучение от церкви.
А сколько разочарования это влекло за собой! Сам он два раза разбирал такие случаи и наказывал, конечно, виноватых по всей строгости закона. Хотя в душе жалел. У молодых, согрешивших по молодости до брака, это было проще. Женятся, потом когда-то выйдут вперёд, попросят прощения – и всё позади. Правда, некоторые пожилые сестры, отличавшиеся хорошей памятью на такие случаи, долго ещё вспоминали в беседах чужой грех. Скольким молодым, перспективным братьям это перекрывало дорогу к служению…
Опять придётся идти на завод работать. Может, возьмут на старое место? Или лучше на другом предприятии поискать? Но как объяснить бывшим коллегам возвращение из пасторов в токари? А ведь не хочется…
Привык к такой жизни. Сам распоряжайся своим временем, сам составляй распорядок дня. А на заводе опять по гудку начинай, по гудку кончай. Запах эмульсии, грязь неубранной стружки… Нет, не хочется. Да и очень больно будет. Посещавшая его иногда тоска по старой жизни вдруг резко улетучилась.
«Может быть, всё пройдёт? Может быть, я всё вижу в слишком мрачном свете? Может быть, я из-за происшедшего события слишком эмоционально перегружен? Может, завтра, всё будет выглядеть иначе? Ведь между Светланой и мной огромные расстояния. Постараюсь не бывать в её краях, – решил он. – Ведь она, кроме моего имени, ничего не знает. Ни фамилии, ни адреса. Даже не знает, в каком городе я живу. Может, обойдётся?»
Такие и подобные мысли кружили в его голове. Потом он уснул, и сон его был глубокий, но, в то же время, какой-то болезненный, как обычно спят после сильных нервных потрясений.
* * *
На следующее утро он проснулся рано и первой мыслью было, что что-то произошло. Спросонок он не мог понять, что именно, но потом память постепенно, до мельчайших подробностей, вернула вчерашний день. Первой реакцией был испуг: «Какой ужас! Неужели это было со мной? Нет, этого не могло быть! Может быть, мне это приснилось? Может быть, это был не я? Нет, было! И именно со мной! Что делать?»
Он решил ничего не делать в спешке. Что-нибудь придумаем. Он был очень энергичным человеком и, в большинстве случаев, находил правильный выход из положения. Главное – сосредоточиться и спокойно всё обдумать. Конечно, вчерашний день нанёс его жизни непоправимый урон. Но, может быть, можно всё же вред от случившегося сделать небольшим, как-то обойти его?
