Противник был не очень крупным, поэтому я справился с ним довольно быстро – в ином случае, вроде того негра у входа, его даже с ног свалить было бы сложно.
Тут же вскочил на ноги, подскочил к двери. Вроде бы всё было тихо, спокойно. Но это ещё ничего не значило, вполне возможно, что прямо сейчас в это же помещение мог войти кто угодно.
И так и получилось. Снаружи послышались крики, вопли, топот, какой-то шум, скорее всего, пожар уже начался… Я быстро подскочил к одному из окон, аккуратно выглянул наружу – и верно, один из бараков догорал. Вокруг него бегали взволнованные душманы, кто-то тащил ведро, кто-то лопату, а самого Корнеева нигде не было видно.
Я бегом бросился обратно к столу, в котором были разложенные документы, вновь принялся их изучать, но нигде по-прежнему не было ни слова о том, что американцы готовы купить, обменять или просто забрать советскую шифровальную аппаратуру. Там же на столе, в открытом блокноте было начертано «22:00», и сегодняшняя дата ‒ 19 апреля. Помимо этого, на столе размещалась печатная машинка, лежал бланк с какими-то печатями. И тут мне в голову пришла очень интересная мысль…
На улице снаружи по-прежнему был шум, внизу на первом этаже ‒ тоже. Не теряя больше времени, я вновь подскочил к карте, повторно попытался определить наше местонахождение, понять, где могла происходить встреча. На лестнице вновь послышались шаги – сюда кто-то поднимался. Бросив оглушенного американца как есть, я вновь направился к окну, но на этот раз к противоположному, на другую сторону лагеря. Это была не фасадная часть, а скорее, тыловая, поэтому общий двор лагеря отсюда не просматривался. Я решил спуститься прямо здесь, потому что здесь нагромождение каменных обломков было более удачным для спуска.
Цепляясь за камни и аккуратно спускаясь вниз, я вскоре оказался между двух строений, прямо передо мной в глиняной стене оказалась деревянная дверь. Пробегая мимо этого пятачка, двое каких-то душманов вдруг остановились и посмотрели в мою в сторону… Я понял, что моё местонахождение здесь уже выглядит подозрительно. В то время как все остальные тушат пожар, я прохлаждаюсь. Поэтому я принял единственно верное решение войти в деревянную дверь и закрыть её за собой. Ну, едва я это сделал, как на меня что-то накинулось. Причем, во множественном числе.
Кто это были, я не разглядел.
В нос ударил запах пота и какого-то старья. Я тут же схватился за чье-то тело, рывком повалил его на пыльный и грязный пол. Кто-то попытался схватить меня за шею, но я с силой ударил локтем, попав во что-то мягкое.
Раздался сдавленный вопль. Шею тут же отпустили.
Толкнув второго и совершив кувырок, я откатился в сторону и встал на ноги, тут же принял боевую стойку. Что же, раз меня уже спалили, значит, придется решать проблему радикально.
Но каким же было мое удивление, когда я увидел перед собой двоих худощавых пленников, в рваных обносках, да еще и без обуви. Один полусидел, второй зажимал ладонью окровавленный нос. Оба смотрели на меня с лютой ненавистью – тот, что поднимался с пола, держав в руке старый гаечный ключ.
– Тихо, тихо, мужики! – отчетливо произнес я, открывая свое настоящее лицо. – Свои!
Оба пленных, только что намеревавшиеся покончить со мной, резко остановились. Растерянно посмотрели друг на друга, а потом снова на меня.
– Чего? – прищурился один. – Повтори-ка!
