«Среди ночи в салоне Молотова появился Иден в сопровождении своего переводчика. Конфиденциальная беседа министров иностранных дел СССР и Англии длилась около часа.
Во время доклада Сталину о результатах своей поездки (“миссия мистера Брауна”), Сталин неожиданно спросил его, почему при его ночной беседе с Иденом не был приглашен переводчик Павлов. Молотов смутился.
Тогда существовало неписаное правило, установленное Сталиным: при переговорах государственных лиц с иностранцами, вне зависимости от того, рядовой ли это чиновник или член Политбюро, обязательно должны были присутствовать третьи лица. Молотов грубо нарушил это правило.
Сталин, получивший соответствующее донесение, заподозрил, что Молотов был завербован Интеллидженс сервис и стал английским шпионом.
С этой мыслью он уже не мог расстаться до конца своих дней и постоянно искал компромат на Молотова».
Молотов уже несколько лет с тревогой поглядывал на Лубянку.
В МГБ ходом следствия по «Делу ЕАК» руководил Рюмин.
Рюмин Михаил Дмитриевич, как это следует из материалов его тюремного дела, «родился в 1913 году в одном из сел Курганской области, русский, член ВКП(б), рост – низкий, фигура – полная, лицо – круглое, шея – короткая, цвет волос – русый, рот – малый, углы рта – опущены, губы – тонкие». По поводу своего образования он писал «незаконченное высшее», хотя на самом деле с трудом окончил 8 классов деревенской школы и краткосрочные курсы бухгалтеров. Он не относился к числу профессиональных чекистов. До работы в органах служил заштатным счетоводом в Архангельской промкооперации. Да и биография его мало подходила для данной организации. Отец Рюмина считался кулаком (торговал скотом, держал харчевню), родные сестра и брат обвинялись в воровстве и спекуляции, а тесть состоял в армии Колчака.
Некоторые ошибочно полагают, что это Рюмин склонил слабохарактерного нового министра МГБ Игнатьева (что к этому времени случилось с Абакумовым, читатель узнает в следующем разделе книги) подписать письмо на имя Маленкова и Берии, в котором сообщалось, что арестованных вот уже год как не вызывают на допросы, что тормозит завершение следствия по делу государственной важности. Ни Маленков, ни Берия самостоятельно решить этот вопрос не могли. Они обратились к Сталину.
Ничего Сталин не забыл. Просто расправы он готовил основательно. Зачем было торопиться, если подрасстрельные надежно упрятаны в тюрьме. Ему требовалось некоторое время для того, чтобы найти основную линию предстоящего судебного спектакля.
В начале 1952 года Сталин, находившийся в эпицентре закрученной им самим же антиеврейской истерии, наконец дал команду на окончание «Дела ЕАК», которое в МГБ имело номер 2354. Он решил разыграть «крымский эпизод».
22 марта 1952 года МГБ и Военная прокуратура объявили следствие законченным. «Документы, прежде всего протоколы допросов последних трех лет, составили 42 объемистых тома, врученных 15 обвиняемым для ознакомления незадолго до процесса. Они сумели, несмотря на изнеможение и спешку, достаточно хорошо изучить дела, чтобы вскрыть многочисленную ложь, противоречия и стереотипные фразы в протоколе» (А. Люстигер). Да и зачем им было читать многочисленные наветы на себя, от которых на суде они собирались отказаться.
В обвинительном заключении по «Делу ЕАК» желание Сталина было сформулировано следующим образом:
«…Действуя по прямому сговору с представителями американских реакционных кругов, обвиняемые Лозовский, Фефер, а также Михоэлс
![Bo][ing Day истребить «колхозника»](/uploads/covers/fe/bo-ing-day-istrebit-kolhoznika.jpg)
