Танкаев не видел, но по голосу Иваныча догадался, что тот улыбается.
– Э-ээ…Душу ты мнэ разворошил, Арсэний. Сэрдцэ кровью закипает! – Магомед хотел сказать, что-то ещё крепкое, острое в защиту Кавказа, но от серых гробов-теплушек – снова послышались окрики часовых.
Ровняя фуражку, Арсений направился было к своему вагону, когда на его плечо легла рука майора.
– Что ещё? Эшелон ждать не будет!
– Успэем. Вот, ты говоришь, много читал. Так?
– И что? – искренне удивился Воронов.
– Ва…Скажи, Арсэний Иванович-ч. Только чисто, чэстно и ясно скажи! У нас в ауле, откуда я родом, книг мало было. Только Коран у муллы.
– Ну, не тяни кота…
– Ай-е! Кто такой…гм…Куперовский Чингачгук? Может знаешь?
– Кто, кто? – ошарашенный вопросом, Арсений округлил глаза, русые брови поползли вверх.
– Ты, что…контуженный, что ли? – сверкая глазами, остребенился смутившийся Магомед. Но виду не подал. Выставил вперёд правую ногу и, сжимая пальцами простроченный офицерский ремень, гордо откинул голову назад так, что стало видно, как на орлином носу, подрагивают крылатые ноздри. Покусывая медные губы, он с вызовом смотрел на Арсения. «Э-э, мать-перемать!.. Можэт, прозвище сказал не правильно? Выкуси, поправляться не буду. Шайтан знает, как правильно. У меня тоже голова – не дом Советов…Но всо равно, хоть стреноженный, а добьюсь своего!» – думал он, злобно обгрызая глазами крупное, лобастое лицо комбата. – Сказал же, «Куперовский Чингачгук»! – с горским достоинством повторил он, сильнее расправив плечи.
– Хм… – Воронов ещё раз живо окинул его взглядом с головы до ног и, смотря на его боевые ордена и медали, завесившие грудь, просто, без подковырки спросил:
– А с какого…ты, об этом вспомнил, ночь навеяла? Откуда взял?
– Ва-а! Откуда надо! Так скажеш-ш, нэт? – глухо проклекотал Танкаев и прямо в глаза поглядел комбату.
– Купер, Джеймс Фенимор Купер…это знаменитый американский писатель. Классик.
– Как Лермонтов? Пушкин? – выстрелил вопросом Магомед.
– Ну,..где-то, как-то…А Чингачгук, – поправил Арсений, ежась в улыбке, – это один из его главных, любимых героев. Индеец. Вождь своего народа.
– Вах! Хороший герой? Смэлый? Джигит? – аварские глаза вспыхнули, как раскалённые угли.
– Да, вот такой, как ты?
– Чэстно? Не плохой ругательство, который я нэ знаю? – настороженно уточнил Магомед.
– Честно. – Арсений Иванович, щуря весёлые глаза, глядел, как с бронзового красивого, мужественного лица горца, сошла тень подозрительности.
– Смотри, кунак…Я потом обязательно найду и прочитаю «куперовского Чингачгука».
– Меня то, что стращать? – снова тепло усмехнулся Воронов. – Мы читали, ты читай! Не горюй, наверстаешь упущенное после своей Военной тропы. Вот увидишь, будут и в вашем ауле у ребят книги. Нет, а в самом деле…Скажи на милость, с чего ты вспомнил о сём?
– Э-э…Было дэло. Хавив меня так назвал на допросе. Думал плохим словом обозвал собака…А спросить не у кого, понимаеш-ш?
– Гордись. Это тебе комплимент от него был. Тот герой…какой надо герой. Ни пыток, ни смерти…ничего не боялся. За равноправие, за свободу своего народа боролся с врагами.
– Как наш Хочбар!
– Может, и так. Короче, наш человек.
– Коммунист?
– Почти.
– Жалко, что нэ успэл вступить в партию.
– Ладно, проехали, брат. У тебя комиссар Черяга уже проводил политбеседу с бойцами?
– Так точно.
Они прибавили шагу. В голове эшелона тускло мелькнули сигнальные лучи фонарей, послышались приглушённые голоса дежурных офицеров.
