Чтобы остановить, всё глубже вгрызавшегося противника, решением Ставки на Воронежское направление были спешно выдвинуты несколько стрелковых, танковых соединений, а также артеллерийских, инженерных и других частей и подразделений. На этом же круге, решались и организационные вопросы. В целях улучшения управления нашими войсками на Воронежском направлении был ускоренно создан Воронежский фронт во главе с генерал-лейтенантом Ф.И.Голиковым.
В этой чрезвычайно обострившейся обстановке 100-я стрелковая дивизия получила приказ выступить в район Воронежа. Части её стремительно поднимались по тревоге и выходили к железнодорожной станции для погрузки в эшелоны. Путь, пропахших мазутом и прелой соломой эшелонов, пролегал через Москву, Рязань, Графскую. Конечным пунктом была железнодорожная станция «Анна», что вековала в 80 километрах северо-восточнее Воронежа. Немецкая авиация, подобно стаям стервятников, не раз налетала и пыталась бомбить и обстреливать эшелоны, однако на удивление и счастье, нанести серьёзных потерь, прибывшему соединению ей так и не удалось.
В пути следования командиры, политруки вели неустанную воспитательную работу. Всё видящее око НКВД зримо и незримо было повсюду. И многие офицеры, не смотря на свой ранг и звание, крепко ощущали на себе зловеще-гнетущий взгляд этого ока – как будто к их щеке, затылку, лбу или виску накрепко прилип стригущий либо чешуйчатый лишай.
Тем не менее, правды ради, надо сказать: среди обычных политработников было довольно и стоящих, достойных, искренне убеждённых в своём деле людей. И Магомед, вместе с другими молодыми офицерами, чувствовал и понимал это.
Он хорошо помнил, как перед отправкой на фронт командир дивизии, его замполит и начальник политотдела настойчиво пытались учесть имевшиеся в агитационно-пропагандистской работе «сбои», «занозы» и «недочёты». На остановках, и на привалах, на марше проводились митинги, собрания личного состава, горячие, но чаще задушевные беседы с бойцами. И право дело, в результате многие воины подали заявления о вступлении в партию, в комсомол. Словом, морально-политическое состояние личного состава 100-ой стрелковой дивизии было на должном уровне. И главное политуправление (ГлавПУР), под руководством Л.З.Мехлиса, могло быть спокойно.
И снова дорога, снова бесконечный журчливый лязг вагонных колёс, поля, перелески, мелкие закопченные полустанки и снова бесконечные поля…Паровоз, фыркая и выбрасывая струи искр и дыма, будто хотел сожрать весь мир, упрямо пёр по железной тропе, состав кирпично-коричневых вагонов, гружённых солдатами, орудиями, артиллерийскими лошадьми и фуражом, на Воронеж, до станции с нежным, отнюдь, не военным названием «Анна».
* * *
В одном из дощатых вагонов, привалившись плечом на вещевые мешки, стоял Магомед Танкаев. Мимо приоткрытой двери вагона скользила русская, столь необычная взору горца, аварца, равнинная земля; вдали тянулись яблочно-голубые ленты лесов, полуразрушенные церквушки с куполами без крестов, тёмные крыши крестьянских изб и, покосившихся изгородей.
Солдаты хрустели чёрными сухарями, изводили табак самокруток, неверно переступали, чувствуя зыбкую опору под сапогами. Говорили мало. Большинство думали о своём, сокровенном, родном. На замкнутых сосредоточенных лицах воинов читалось смешанное чувство глубокой тревоги и такой же сильной решимости.
