– Мне очень жаль, правда, – попыталась все же не сорваться и не наговорить лишнего Виктория. – Но ты же сам понимаешь, ты публичный человек, известный, любимый народом. Наверняка это не первый слух, который про тебя возникает. Особенность интернет-сплетен в том и состоит, что они забываются так же мгновенно, как вспыхнули. И потом… клянусь тебе, в моем интервью ни слова не было о том, что у нас какие-то близкие отношения. Я могу переслать тебе текст, если не веришь.
– Как будто ты не сможешь его подправить, прежде чем отсылать, – усмехнулся Альтан. – Да, я не верю тебе! О нас все узнали мгновенно. По студии тут же поползли слухи. Откуда, по-твоему, они взялись?
– Может, оттуда, – не выдержав, ядовито процедила Виктория, – что ты сам не слишком-то оберегал свою приватность? Напивался и звонил мне из кабаков и с тусовок? По-твоему, этого никто не слышал, не мог сложить два и два? Вот сейчас, например, ты выясняешь отношения публично. Потом тоже будешь удивляться, почему все в курсе?
– То есть теперь ты меня обвиняешь? – взревел Альтан.
– Я никого не обвиняю. Я вообще не понимаю, что такого уж страшного случилось. Даже если кто-то и узнал… Я что, связь, которой нужно стыдиться? Какая-то уголовница или наркоманка, с которой и появиться рядом нельзя без угрозы погубить свою репутацию?
– Ты – никто! – окончательно рассвирепев, заорал Альтан. – Какая-то писака из страны третьего мира, которую никто не знает! Стареющая русская баба. Что, последний шанс, да? Я не позволю тебе пиариться за мой счет. Убирайся! Вон отсюда! И из моей жизни!
Толкнув Викторию плечом, он ринулся к двери зала, распахнул ее и кивнул головой на выход:
– Проваливай!
– Ну вот что.
Виктория чувствовала, как глаза захлестывает белая ослепляющая ярость, как холодеют виски и кончики пальцев. Она уже не видела замерших вокруг, ловя каждое слово, членов труппы. Режиссера, пытавшегося утихомирить разбушевавшегося актера. Лицо Альтана дробилось и дергалось перед глазами, превращая его в какого-то жестокого паяца, дикого клоуна. В эту минуту ей показалось, будто гнев, поднявшийся внутри мутной душной волной, смыл из души все чувства к нему, все то сокровенное, теплое и искреннее, что было между ними. Чужой истеричный мужик, распоясавшийся хам, – вот кто стоял сейчас перед ней, указывая ей за порог.
– Я уйду, – негромко, сдерживая клокочущую в горле злость, проговорила она. – Но знай же, что ты – не звезда экрана, не великий драматический актер, ты жалкий неудачник, растративший свой талант на пустые мыльные оперы, а юность и красоту – на пьянство и разврат. И если кому из нас и стыдно показаться рядом с другим, то это мне, а не тебе. Безвольный истеричный придурок, никогда ты не станешь великим артистом, никогда тебе не видать мировой славы. Твой предел – тупые восторженные фанатки в интернете, только для них ты кумир и прекрасный принц. Я уйду. Но имей в виду, что с этого дня не будет тебе покоя. Ты еще вспомнишь, как обошелся со мной, и горько об этом пожалеешь.
Альтан еще что-то выкрикивал ей вслед, но Виктория уже вышла из зала, сбежала по ступенькам и выскочила на улицу.
Осень в Стамбуле – пора короткая, почти незаметная. И теперь она уже отступила, давая дорогу зиме. По переулкам гулял порывистый холодный ветер, доносивший запах снега с гор. Хмурое холодное небо низко нависло над домами, не пропуская ни единого лучика солнца. Где-то в отдалении ворчало, волнуясь, море.
