Дома было всё как три года назад. Мебель, компьютерный стол, телевизор – всё как до этой чертовой эпидемии. Мужчина открыл дверцы верхнего ящика шифоньера и достал из него целлофановый пакет с цветными и черно-белыми фотографиями.
Борис лег на кровать, на которой когда-то спал с супругой, и, положив одну подушку на другую, принялся их рассматривать.
Тут он совсем еще ребенок, а на этой уже в школе, в старших классах. На этой в армии сидит на БТР, а эта сделана в ЗАГСе. Тут он дочку забирает из роддома, а здесь ведет ее за руку в первый класс. Одинокая слеза скатилась по щеке, глаз защипало, и мужчина вытер его рукавом.
Затем Борис покопался в других ящиках. Достал картонную коробочку, которая использовалась как домашняя аптечка, и высыпал всё содержимое в свой рюкзак.
Заглянул на кухню, забрал спички, сахар, чай и два больших ножа для мяса.
Зашел в комнату дочери и взял из ее письменного стола несколько школьных тетрадей с ее писаниной.
Упаковал в рюкзак свежие носки, майки, трусы и, посмотрев на себя в зеркало в прихожей, взял в руки плоский топорик с гвоздодером на конце, лежавший на кухне для рубки мяса. Вынул несколько гвоздей, заколоченных не до конца, снял автомат с предохранителя и открыл дверь.
Двое зомби, один повыше, другой пониже, стояли к мужчине спиной и не шевелились. Борис прицелился… В квартире прозвучало два одиноких выстрела, от которых наставник проснулся.
Борис Валентинович проснулся в холодном поту в своём кресле на станции Бякино. На лице его лежал один из читаемых им журналов. Опытный выживший сглотнул накопившуюся во рту слюну и вышел на перрон.
– Все в порядке? – подошел сзади Сережа.
– Напомни мне больше не спать после обеда, – тихо ответил Борис и, теребя в руках маленький ключ, висящий на веревке на его шее.
***
Борис Валентинович и Маша быстрыми движениями застегнули рюкзаки. Бабка сняла с плеча маленькую дамскую сумочку, открыла и достала револьвер.
– Вы убили моих мальчиков? – выдавила сквозь зубы старушка.
Лицо ее побледнело и скривилось, будто откусила половину лимона.
– Вы обещали вернуть их живыми, – продолжила бабушка, направляя оружие на мужчину.
– Тише-тише, без нервов, – Борис медленно достал свой ПМ. – Ты же понимаешь, что в руках у тебя травмат. А вот у меня настоящий. Столько бед сейчас можно натворить, лучше не стоит торопиться.
Бабка опустила револьвер, достала из сумочки носовой платок и, широко открыв рот и закатив глаза, громко в него чихнула. Оказалось, это был сигнал, и из-за станции с разных сторон вышли двое крепких мужчин с ружьями в руках.
– Никакого отношения к смерти твоих правнуков мы не имеем, – поспешил оправдаться Борис Валентинович. – Просто носильщики.
– Вы все пособники этого Сидоровича, – произнес один из стрелков и, уперев приклад ружья в свое плечо, прищурив левый глаз, прицелился в Бориса.
Борис Валентинович поднял руки вверх ладонями к неприятелю. Это был тоже заранее обговоренный с Ю сигнал. Тут же раздался выстрел. Пуля попала рядом с ботинком стрелка в полуметре. Тот машинально отскочил в сторону.
– Шевельнетесь, и вы трупы, – холодным тоном сказал наставник. – А теперь плавно, без резких движений опускайте стволы. Не советую нервировать нашего снайпера.
– Значит, простые носильщики нынче уже с собственным снайпером ходят? – Бабка убрала платок в сумочку и застегнула молнию. – Видимо, отстала я от жизни.
