Мы ведь нужны живые.
– Спрячьте ее! – заорала я им, развернулась и бросилась на него, как кошка. Драться я не умею: целилась в лицо ногтями, но плотная маска не дала расцарапать морду.
Наш водитель сдал назад, чтобы объехать заграждение, а меня втащили в машину похитителей. Приложили сильно – за сопротивление. Я упала на сиденье ничком, машина рванула, и я чуть не свалилась на пол. Какое счастье… Какое счастье, что я ее пристегнула. А у них не было времени отстегивать ребенка, пока я кидаюсь на них, как фурия, и с минуты на минуту подоспеют правоохранительные органы. Похищение было распланировано до минуты, поэтому у них не было даже секунды лишней. От сиденья несло дымом – салон был сильно прокурен. Упав, я ушиблась, и заворочалась, чувствуя боль в скуле.
Я глухо застонала, стон закончился рычанием, полным тоски и безнадеги. Перед глазами стояла перепуганная Аня, тянущая ко мне ручки. Это вызывало такую боль, которой раньше я не испытывала.
Моя доченька неизвестно где… Неизвестно с кем. Неизвестно, что с ней. Материнское сердце – источник огромной радости, и оно же делает жизнь невыносимой, если с ребенком что-то не так. Одновременно я плакала от счастья, что она не здесь, и от этого же разрывалось все внутри.
Лишь бы ее уберегли.
Спрятали. Отправили в Пекин. Что угодно, только бы она не попала к ним в руки.
Только бы спасли.
Как она будет одна? Кто ее успокоит? За свою короткую жизнь она никого ближе, чем я, не знала. У нее больше нет родных, кто ее утешит, когда она лишилась матери и осталась совсем одна?
Если Кац сумеет ее вывезти, Дина о ней позаботится, в ней я была уверена. Аня не знала ее близко и всего пару раз за жизнь видела, но мое сердце было бы спокойно, окажись моя малютка у Дины.
Она бы не бросила Аню. У нее самой двое детей…
Я горячо дышала от слез в старую обивку кресла, и чувствовала себя так, словно только что умерла внутри. Если я узнаю, что ее все же похитили – я сойду с ума. Меня мотало по сиденью, ногтями я впилась в него, и больше ничего не чувствовала, кроме всеобъемлющего страха за дочь.
Ехали недолго, сбросили скорость, загнали авто на задний двор какой-то развалюхи и там оперативно поменяли машину. Сбивают след. Намеренно, чтобы свидетели похищения не сдали машину властям. Меня посадили в белый минивэн и заблокировали двери. Двое сели вперед. Тот, что меня похищал, без страха стащил с головы маску, и мы погнали дальше.
В полной тишине: со мной не разговаривали, даже не угрожали и ничего не требовали. Это не бандиты. Меня не пытались запугать, а действуют по плану.
Первой я заговорить боялась.
В коттеджном поселке минивэн въехал за ворота особняка, закрытого тенью высаженных на участке деревьев, и остановился.
– Я никуда не пойду! – испугалась я, когда дверь распахнули.
Но меня бесцеремонно схватили под руки, как немощную и вытянули наружу. Перед тем, как войти в дом, мне ладонью закрыли глаза.
– Порог, – предупредил похититель.
У него оказался низкий, но хорошо поставленный голос, словно он привык говорить с трибуны. Я переступила порог, сделала несколько шагов на ощупь. Я ничего не видела, хотя свет проникал сквозь ладонь с неплотно сомкнутыми пальцами, поэтому обострились другие чувства. В доме пахло чистотой – так пахнет в дорогих и новых домах. Никаких домашних запахов: еды или выпечки, здесь пахло так, словно жили наездами и дом как раз был готов впустить жильцов, благоухающий и чистый, но безжизненный. Тишина. Такая благородная тишина появляется в больших и пустых домах с хорошей изоляцией. Ничего постороннего, так и ощущается застывшее время.
