— Лучше об этом говорить без лишних ушей, — бросает парень, пока спускаемся по лестнице. Вспоминаю, что именно он собирался узнать, и злость моя тает. Теперь вместо нее — настороженность.
Только на улице, когда мы оказываемся достаточно далеко от ворот, а рядом никого нет, Андрей останавливается и садится на ближайшую лавочку.
— Ну, говори уже, — не выдерживаю его молчания.
— Олесь, он поспорил.
В груди что-то глухо ухает. Мне кажется, я ослышалась. Может, это галлюцинации?
— Что?
— Карельский поспорил. Поэтому и трется вокруг тебя. Дело не в проекте.
— Не может быть…
Я правда не верю. Ну, не может же мне так повезти опять. Это же… Это какое-то глобальное невезение!. Да, я не влюблена в Карельского, и он мне не нравится, но… Как же так?!
— Вот, если не веришь.
Андрей достает телефон и включает аудио запись. Сначала ничего не слышно, а потом узнаю голос Карельского:
— Давай по условиям лучше забьемся.
— Срок — два месяца, — второй голос подозрительно похож как раз на этого самого Вика… — Третье условие — не только переспать с доказательствами, но и на вечеринке она должна при всех признаться в любви.
— Ну, и? — лось этот говорит с такой самоуверенностью, что мне становится тошно.
— Селезнева. Новенькая. Со второго курса.
— Думаешь, она особенная? Все они одинаковые.
— Особенная или нет — узнаем. Да только хрен ты выиграешь. Ни одного условия не выполнишь.
— Выиграю. И пересплю с этой Селезневой, и в любви она мне признается. Могу даже быстрее, зачем тянуть так долго? — Когда слышу свою фамилию, да еще и в таком контексте, меня начинает трясти. И дело тут не в злости. Фантом прошлого словно вырастает у меня за спиной.
— Так ты забыл про еще одно условие. Пока идет спор, никаких левых баб…
Запись заканчивается, а я, кажется, даже дышу через раз. Просто пытаюсь осознать то, что узнала.
Почему именно со мной? Ну почему?
Естественно, я вспоминаю, как подслушала разговор друзей Марата. Стояла, глотала слезы, запоминая их мерзкий смех и слова о том, что бедный Бойцов столько времени вокруг невзрачной мышки круги наматывает, что ему тяжело без нормальной девушки и вообще он настоящий герой, раз оказал мне такую честь. Они столько всего говорили, что казалось часть должна забыться. Но сейчас каждая их фраза всплывает в памяти, напоминая о человеческой подлости.
— Мне жаль, Олесь. Они твари.
Я все молчу, пытаясь принять, что все повторилось.
— Спасибо, — выдавливаю, наконец. — Предупрежден, значит, вооружен.
— Именно. Так что я тут подумал… Они же тотализатор устроили. Ты можешь наказать их.
— Я? Как?
— Подыграй Карельскому. Пусть думает, что побеждает. А я сделаю ставку против него. Когда он проиграет, ты получишь большой куш.
— Мне не нужны их деньги! Это мерзко! Я же живой человек!
Я вскакиваю на ноги, но Андрей удерживает меня, не позволяя уйти.
— Конечно, ты права. Они мрази, — утешающе говорит он. — Но, если никто не щелкнет их по носу, они так и будут устраивать такое.
— Нет-нет-нет! Не хочу. Ты не понимаешь…
Меня уже колотит. Все мои страхи и вся боль, которые я так тщательно прятала, выползают наружу. В голове так и звенят слова про мышь. Я же сбежала сюда, чтобы забыть, чтобы начать с чистого листа, а тут все по новой!
— Олесь, хотя бы подумай об этом. Не ты, так другая будет. Разве они не заслужили, чтобы их наказали?
— Отпусти меня, пожалуйста, — настойчиво прошу. — Отпусти, Андрей.
