– Именно так! Весну я провел у архиепископа тулузского, пользуясь его гостеприимством. Разумеется, я отплатил благодарностью и оказал посильную помощь в распутывании одного дела…
– Дела? – рявкнул комендант. Голос у него был зычным, созданным скорее для командования полком, а не молитвы.
– Да. Это было связано с хищением церковной собственности, но не хотелось бы вдаваться в подробности.
– Хищением? Вон что: вы распутываете всякие темные делишки?
– Делишки и даже целые дела, если потребуется, – улыбнулся доктор.
С колокольни донесся звон: брат Модест наконец преодолел одышку и бесчисленные ступени, чтобы созвать остальных на вечернюю молитву. Настоятель досадливо поморщился и сказал:
– Брат Дамьен, выделите доктору свободную келью, распорядитесь насчет постели и ужина…
– Слушаюсь, отец Лоран.
– Впрочем, все это после мессы. Ступайте вперед, – настоятель проводил глазами секретаря, а после обернулся к Андре, – Вы можете присутствовать – в дороге вы наверняка давно не принимали причастия.
– Так и есть, отец Лоран. Мы со слугой с радостью воспользуемся вашим приглашением.
– Отлично. Я сам причащаю братьев, не обойду и вас, – аббат улыбнулся, – Возможно, сможете и мне оказать небольшую услугу.
Андре прошел через еще пустую церковь в конюшню, чтобы предупредить брата Армана о решении настоятеля. Он встретил его беседующим с Лу во дворе и сообщил обоим о том, что путники остаются в монастыре. Возница кивнул и сказал, чтобы о коне доктор не беспокоился: он получит все необходимое.
– У нас тут всего один ослик – на местных кручах животинка самая подходящая – а сена завались.
Монах закрыл сарай и направился к церкви. Путники последовали за ним.
– Откуда же в горах столько сена? – поинтересовался Андре.
– У местных на сидр вымениваем; деревня ниже, в долине, – пояснил брат Арман, – Туда дорога почти ровная, я несколько раз в месяц телегу гоняю.
Когда все монахи собрались в церкви, месса началась. Андре с Лу скромно сидели на скамье. Слуга боролся со сном, а хозяин старался удержать на лице подобающее выражение. В Тулузе он успел привыкнуть к многочасовым службам, которые устраивал местный архиепископ. Его преосвященство дал доктору приют на добрых три месяца: выделил покои в своем доме, одарил деньгами, позволил пользоваться библиотекой. Регулярное посещение его месс – самое малое, чем мог отплатить Андре за такое гостеприимство.
Стоит сказать, что сохранить на лице почтительное выражение было нелегко. Аббат Лоран вел службу из рук вон плохо. Он скверно знал латынь и делал массу ошибок. Брат Дамьен выступал чем-то вроде суфлера; каждый раз, когда его патрон перевирал текст, он болезненно морщился. Остальные монахи молились молча. С самым безучастным видом стоял брат Рикардо – он прикрыл глаза и не обращал внимания на происходящее, унесясь мыслями куда-то далеко отсюда.
Когда служба, к облегчению почти всех присутствующих, окончилась, монахи вышли во внутренний дворик и зашагали к кухне. Доктор со слугой поднялись со скамьи и тихонько разминали затекшие от долгого сидения ноги. Аббат, оставив церемониальное облачение секретарю и перебросившись с ним парой фраз, подошел к гостям.
– Миряне не могут разделить трапезу с братией, – обратился он к доктору, – Сегодня вам накроют отдельный стол в трапезной. Кроме того, ночевать вы будете в старой келье для послушников. В остальном можете чувствовать себя вольно. Отдыхайте. Утром я приглашу вас к себе для важного разговора. Брат Дамьен проводит.
