Старшая дочь дома Шторма - страница 24
Оглядевшись, я заметила у борта юнгу, который посапывал, подложив под голову мятый пустой мешок. У его ног стояла почти потухшая лампа, света которой едва хватало, чтобы в темноте различить очертания тритона, скованного цепями и веревками, которые в другое время служили для фиксации груза.
Я замерла, перед мысленным взором промелькнули ужасные картины того, как сирены острыми зубами впиваются в плоть умерших и раздирают их на части. Помотав головой, я отогнала жуткие фантазии и сосредоточилась на том, что меня окружает на самом деле.
Хвост тритона почти полностью скрывала вода, только плавники торчали на поверхности, неловко пристроенные поверх каких-то тюков. Руки морской твари сковали цепью, которую прикрепили к крюкам на потолке. В лучшие времена на них висели копченые свиные туши. Волосы, которые в полумраке трюма казались поблекшими, закрывали лицо, так что я не могла понять, спит ли тритон, или замер и наблюдает за мной. Он почти не двигался, только вздымались широкие плечи, и судя по их движению можно догадаться, что дышать тритону уже тяжело.
Может, мне уйти? Вернусь днем, когда будет чуть светлее и будет, кому меня защитить в случае опасности? С другой стороны, если я заявлюсь сюда с десятком крепких вояк, вряд ли это поможет наладить контакт с тритоном. Если договориться с ним хоть о чем-нибудь вообще возможно.
Я покосилась на лестницу, ведущую наверх, но все же решила не поворачивать назад, зайдя так далеко. Поэтому двинулась вперед, стараясь не расплескивать воду, чтобы она не воняла еще сильнее, да и лишний шум создавать не хотелось. Однако стоило мне сделать три шага, как тритон понял голову и устремил на меня хищный взгляд темный, как грозовая туча, глаз.
Я замерла, пытаясь понять, боюсь ли я этого взгляда, или он кажется мне притягательным. Лицо морской твари напоминало изображения богов в старинных книгах тех времен, когда люди еще верили, что боги на них хоть немного похожи: тонкие, изящные черты, светлая кожа без единого изъяна, но взгляд холодный и глубокий, как морская бездна.
Я сглотнула, не зная, с чего начать разговор.
– Что обычно едят сирены и тритоны? – спросила я, не придумав ничего лучше.
Некоторое время пленник сидел без движения, продолжая гипнотизировать меня взглядом. Потом его губы растянулись в едкой ухмылке, обнажая острые клыки, и тритон кивнул в сторону юнги. Тот, будто что-то почувствовав, застонал во мне и перевернулся на другой бок, кладя руки так, чтобы тусклый свет лампы не падал на лицо.
Сначала я хотела возмутится тому, с каким удовольствием тритон демонстрировал кровожадные наклонности, но тут же прикусила язык, осознав, как мне повезло: обитатель глубин понимал меня и мог отвечать на мои вопросы, пусть я и не была уверена в его честности. Он ведь мог и вообще ничего не говорить.
Вместо того, чтобы злиться, я только покачала головой и сделала еще один шаг к тритону. Он оскалился и подтянул хвост ближе к телу. Я успела заметить, что чешуя на нем, еще недавно гладкая и блестящая, теперь вздыбилась и поблекла, обнажая сероватое мясо.
Пришлось остановиться, чтобы лишний раз не пугать пленника. Убедившись, что света достаточно и тритон может меня видеть, я покачала головой и, сделав над собой усилие, беззаботно усмехнулась.
– Не верю, – увидев широкую улыбку на моем лицо, тритон удивился настолько, что перестал скалиться в ответ. – Если люди – основная еда подводных жителей, то вы, бедняги, должны были умереть с голоду еще в те времена, когда мы не научились бороздить моря.