– Прогоните меня, чтобы я вам больше не мешал, – сказал Фестус. – Через две минуты, как только ваш слуга почистит мне сапоги, меня здесь не будет.
– Мы не задерживаем тебя, племянник. Эта барышня должна получить газету. Сегодня ее черед. Но она может почитать мне немножко, ведь я с этой газетой почти что и не познакомился. Ну что же ты примолкла, моя милая? Будешь ты читать или нет?
– Буду, но только не двоим, – ответила Энн.
– Хо-хо! Я, значит, должен удалиться, черт побери! – со смехом воскликнул Фестус, и, так как Энн не удостоила его больше ни единым взглядом, покинул комнату и, бряцая шпорами, направился на задний двор, где увидел слугу и, помахав ему рукой, крикнул:
– Энтони Крипплстроу!
Крипплстроу рысцой приблизился к нему, откинул со лба клок волос, водворил его на место и произнес:
– Да, сударь?
Он работал у старика Дерримена, помогая в чем придется по саду и огороду, и так же, как его хозяин, не претендовал на мужественную внешность и привлекательность вследствие сильно искривленного позвоночника и необыкновенного устройства рта, который растягивался только в одну сторону, отчего улыбка получалась какой-то треугольной.
– Ну, Крипплстроу, как дела? – покровительственно спросил его Фестус.
– Помаленьку, сударь, не так чтоб очень плохо. А как вы поживаете?
– Отлично. Давай-ка почисть мне сапоги: видишь, это военные сапоги, – я поставлю ногу на скамейку. Этот свиной хлев моего дядюшки не место для порядочного солдата.
– Хорошо, сударь, мистер Дерримен, я почищу. Да, конечно, это не место, сударь.
– Какая скотина пала в этом году у моего дядюшки, Крипплстроу?
– Сейчас скажу, сударь. Помнится, мы потеряли трех цыплят, одного голубя и одного недельного молочного поросеночка, а всего она их принесла десять штук. А больше я что-то ничего не припомню, сударь.
– Да, огромный падеж скота, ничего не скажешь! Вот старый мошенник!
– Нет, не очень много скота, сударь. Старый… как вы изволили сказать, сударь?
– Так, ничего. Он там сейчас. – Фестус мотнул головой в сторону дома. – Вонючий скряга.
– Хи-хи! Ай-ай-ай, мистер Дерримен! – сказал Крипплстроу, с восторженным осуждением покачивая головой. – Образованные господа не должны говорить такое. А вы еще и офицер к тому же, мистер Дерримен! Вы там у себя в коннице не должны забывать, что в ваших жилах течет кровь прославленных предков и вам не след дурно отзываться о них.
– Он скупая скотина.
– Верно, сударь: признаться, он малость скуповат. Это уж так повелось – многие старые, почтенные господа скуповаты. Ну, Бог даст, он не забудет вас в своем завещании, сударь.
– Надеюсь, не забудет. А что, здешний народ говорит что-нибудь обо мне? – спросил молодой человек, в то время как Крипплстроу продолжал возиться с его сапогами.
– Да, сударь, случается, что и говорят иной раз. Говорят, что наша добрая матушка-землица вырастила хороший кусок мяса и костей для нашей территориальной конницы… словом, все сходятся на том, что вы очень красивый малый, сударь. Хотелось бы мне так же мало бояться французов, как вы. Я ведь состою в местном ополчении, мистер Дерримен, и, поверите ли, каждую ночь вижу во сне, что защищаю родину от неприятеля, и этот сон совсем не доставляет мне удовольствия.
– А ты смотри на это веселее, как я, тогда мало-помалу привыкнешь и совсем перестанешь думать. Красивый мужчина – это еще не все, понимаешь ли. Да-да. В армии найдется кое-кто не хуже меня, а может, и лучше.
