— Следи за словами, Мира, — прозвучало с угрозой, которую я опять не распознала.
Глаза его потемнели, сузились и сфокусировались на мне — жертве. Но я не понимала что творю. Невольно решила поступить так, как бы я говорила с мужем. Но передо мной стоял не Вадик.
— Иначе что? Выпорешь? Отдашь Вахе? Или как Маркус…
Договорить я не успела. Мой рот заткнула его ладонь, резко ухватившись за нижнюю часть лица. Длинные пальцы Виктора сжимали скулы, до ощутимой, но терпимой боли.
В фильме это бы смотрелось очень сексуально, но в жизни все не так.
Припечатав меня к стене, он продолжал испепелять своим пронзительным взглядом. Говорить я не могла, по этому лишь шумно вдыхала носом воздух. Он и этого мог меня лишить если бы захотел.
— Мирослава, — выдохнул с рыком Вик, — запомни одну простую истину, — и опять эта давящая тишина, — ты будешь умолять отдать тебя Вахе и Паше, если окажешься в моих руках. А я, — шумно выдохнул, сжимая мои скулы сильнее, — не отдам тебя. Буду продолжать делать то, что умею лучше всего, причинять боль.
Мое тело ментально и физически сдалось, когда его лицо оказалось катастрофически близко. Нас разделял какой-то жалкий сантиметр. Я могла рассмотреть его расширенный зрачок и маленькие черные точки в нем. Скользя взглядом, он прислонился губами к моему уху и прошептал:
— А когда я закончу, ты будешь течь как сука, и умолять меня сделать это снова.
Замолчав, он медленно отстранился, убрал руку с моего лица и больше ни проронив ни слова скрылся в темноте длинного коридора.
Так же молча я смотрела на его удаляющейся силуэт, боясь пошевелиться, ведь между ног стало позорно мокро и горячо.
Вселенная смиловалась и следующие два дня я провела дома на заслуженных выходных. Вот только все два дня прошли как в тумане. Взгляд Виктора преследовал меня. Его голос звенел в ушах.
Самое, как по мне, ужасное, я возбуждалась вспоминая его слова: “ты будешь течь как сука, и умолять меня сделать это снова”.
Я верила и от этого становилось не по себе.
На второй день я сдалась. Проснулась в ужасном расположении духа, пол ночи размышляя над произошедшим. Прокручивала в голове выступление Вахи, действия Миледи, страдания Маркуса и той девушки, извращения садистов, слова Виктора.
Рука сама оказалась под резинкой трусиков.
— Блять, — позволила себе ругань, размазывая влагу по клитору.
Зашоренная домохозяйка как я, редко позволяла себе подобные шалости. Второй рукой закрыла глаза, словно это не я. Не я ласкаю себя вспоминая голос своего начальника. Его шепот и утробный рык. Его “Умница”, от которого резко заныли соски.
Кусаю губы, боясь проронить лишний звук. Вадика всегда раздражали мои стоны, по этому я разучилась издавать звуки во время секса. Но сейчас тело отказывалось кооперировать. Приглушенное мычание вырывалось сквозь сомкнутые губы.
Неуверенно вожу пальцами вдоль складок ощущая, как по телу разливается жар. Дышать становиться сложнее, воздух просто не поступает в легкие, вынуждая меня открыть рот как рыба выброшенная на берег.
Надавливаю на клитор и резко дергаюсь, выгибаюсь дугой хватаясь второй рукой за грудь скрытой майкой. В бреду задираю ее и начинаю сжимать сосок. Отчетливо понимаю, выгляжу сейчас очень развратно, и единственное, что звенит в моей голове это “Умница” голосом Виктора.
Остервенело вожу рукой между ног, пока второй ласкаю то один, то второй сосок, мну грудь. Боюсь открыть глаза, ровно до того момента когда во мне взрывается салют. С громким криком “Да”, кончаю все с тем же голосом в голове и моим личным словом-фетишем “Умница”.
