Я смотрел, как они уходят, и задавался вопросом: «Это мои новые друзья?..» Как много странного явила судьба за последние сутки: старик, яхта, кэп, эта девушка… На слове «девушка» я прервал размышления и обернулся. Моя спутница находилась в состоянии крайнего возбуждения. Девушка трепетала, как голодный галчонок, и по-рыбьи беззвучно шевелила губами, умоляя поторопиться.
«Она хорошенькая», – подумал я. Мне привиделись недавний сон и хрупкая русалка Катрин. Этого не может быть! Прелестная незнакомка точь-в-точь походила на неё. Те же тонкие крылья-хворостинки рук, то же золото волос… «Разве что нет рыбьего хвоста», – ухмыльнулся я, совершенно сбитый с толку.
– Огюст, что с тобой?
Не дожидаясь ответа, девушка схватила меня за руку и повела вглубь прибрежного квартала. По дороге она без умолку рассказывала новости Сан-Педро, случившиеся в моё (?) отсутствие, а я вглядывался в приметы незнакомого времени и не мог налюбоваться их причудливым разнообразием.
Мы подошли к роскошному особняку. Фасад дома был украшен затейливой колоннадой. Над центральным портиком на уровне второго этажа располагался просторный балкон, увитый многолетней виноградной лозой. Точно такую архитектурную деталь я видел по выходу из «Талассии», когда вслед за стариком задержался на круговом перекрёстке.
Скаты крыши и пологие фронтоны дома посверкивали свежей кровельной медью. Ступенчатое крыльцо было выполнено из ценных пород мрамора и украшено затейливыми вазонами с садовыми цветами. Во всём чувствовались умная мужская рука и женское внимание к мелочам.
– Пойдём же! – девушка открыла парадную дверь и буквально впихнула меня в прихожую. Навстречу вышла служанка средних лет.
– Беренгария, это сеньор Огюст, – девушка представила меня, – его пригласил папик. Я покажу гостю дом, а ты, пожалуйста, иди к себе.
Лицо служанки осветила едва заметная улыбка. Женщина ответила: «Да, сеньорита», – и вышла.
Мы поднялись на второй этаж, прошли по коридору с высоким потолком и, распахнув узорчатые двери, оказались в большой светлой зале. Богатство настенной декорации определённо указывало на то, что зала является центральным помещением в доме. Потолок был украшен крупными архитектурными кессонами, выполненными из дерева. Три потока ярчайшего дневного света вливались в пространство залы из трёх высоких готических окон. Солнечные лучи дробились в узорах лёгких тюлевых занавесок. При малом их колыхании на стенах возникало движение света, и начинался искромётный танец. При этом причудливый рисунок венецианской штукатурки включался в танцевальный круговорот. Я невольно улыбнулся, разглядывая дивный солнечный аквариум, в котором человек должен был по замыслу архитектора ощущать себя весёлой рыбкой, потерявшей связь с земной гравитацией.
В центре залы торжественно стоял большой дубовый стол, нарочито витиеватой формы. «Не иначе, как Гауди проектировал эту странноватую столешницу!» – подумал я, припоминая свои впечатления от экскурсии по Барселоне. К слову: я считаю себя истинным испанцем, но разделить национальный восторг по поводу архитектора Гауди и исковерканных им фасадов не могу. Простите, тошнит!
* * *
– Ну что ты стоишь? Идём! – шепнула гостеприимная дева.
Мы обогнули угловую китайскую ширму, покрытую изображениями аистов на фоне болотной растительности, и оказались в уютном уголке, обставленном мягкой мебелью. Я заметил небольшой лист бумаги, подколотый к ширме на поперечную шёлковую вязь. Лист был исписан крупным неровным почерком. Мне удалось прочитать первую строку: «Катрин, любимая…»
