Оставалось разобраться только с Орловым, и я не придумала ничего лучше, чем объявить на всю кухню:
— Чаю?
Ответом была рука, жёстко перехватившая меня поперёк живота, оторвав от пола.
— Тебя как зовут? — оставив все церемонии в стороне, обратился Лёша к дочери.
— Женя, — совсем по-детски ответила она, окончательно потерявшись в происходящем.
— Женя, присмотри за мелкой, — кивнул он в сторону Таси, самым наглым образом раздавая инструкции. — Пока я тут… с мамой разговариваю.
Я осторожно засопротивлялась, предчувствуя, что ой не разговаривать он со мной собирается, ой не разговаривать. Красноречиво-заведённый взгляд больше намекал на желание придушить одного не в меру привлекательного кандидата технических наук.
— Да она и одна побыть может, — чисто на автомате отозвалась Женя.
— Но ты всё равно присмотри, — кивнул головой Орлов и самым беспардонным образом потащил меня в сторону входной двери, при этом ещё каким-то чудом успевая натянуть на себя мокасины.
А вот обо мне никто не удосужился подумать, поэтому в подъезде я оказалась босиком. Вернее, в колготках, но проблему это не решало, да и колготки было жалко.
Меня вынесли на улицу, на выходе из подъезда наткнувшись на старушку-соседку, которая при виде нас ойкнула и отскочила в сторону. Все же помнят, что Орлов так и остался с голым торсом (и это в середине сентября!) и в джинсах с разводами томатного сока, что так явственно напоминал потёки крови?
— Алечка, всё в порядке? — пискнула Надежда Петровна. — Может быть, в полицию позвонить?
Задумчиво глянула на Орлова, оценивая степень его бешенства.
— Только попробуй, — сквозь зубы прорычал тот и продолжил тащить меня к своему автомобилю.
— Спасибо, но не надо, — высунув голову из-за его плеча, крикнула я соседке. А то ведь с неё действительно станется позвонить куда надо и не надо. Полицию мы оставим на самый крайний случай, который, вполне вероятно, мог приключиться с нами в скором времени.
Меня не совсем ласково поместили в чрево чёрного внедорожника, строго велев сидеть и не шевелиться, после чего громко хлопнули дверью и начали обходить автомобиль. Я с мазохистским удовольствием наблюдала за тем, как напряжённый Орлов на мгновение замер перед капотом, подняв голову к небу и запустив пальцы в свою густую шевелюру тёмных волос, явно пытаясь успокоиться. Успокоиться - это хорошо. Успокоиться - это просто замечательно. Успокоиться - это шанс (для меня) пережить надвигающийся разговор.
И чтобы хоть немного расслабиться, я начала прикидывать, какова же всё-таки вероятность, что всё пройдёт не так страшно, как я себе придумала? 50 на 50? Ну ладно, ещё 20%% можно накинуть в пользу благополучного исхода, в конце концов, Лёшка хоть и нервный, но не псих. И помнится мне, что с ним всегда можно было прийти к общему знаменателю. Итак, почти 70%% за то, что я выживу. Ещё 15%% добавит уголовный кодекс. И того 85%% за жизнь. Что ж, вполне неплохо, а если разреветься прямо сейчас, то и вовсе можно отделаться малой кровью и обойтись без скандала.
Можно было бы, если бы не один (вернее, два) маленький такой нюанс… Вот только про них говорить Орлову я не планировала от слова “совсем”, ибо выстроенный мною график выживаемости при появлении дополнительных сведений слишком быстро устремлялся к нулю. А жаль...
Пока я сходила с ума со своими цифрами (а в отличие от людей, они не подводили меня никогда), Лёша наконец-то сумел совладать с собой и абсолютно непроницаемый забрался в свой автомобиль. Я хоть и вжалась в угол между сиденьем и дверцей, увеличивая расстояние между нами, но как такового страха не испытывала. Скорее, лёгкую панику, замешательство и совершенно неуместное желание коснуться его кожи, покрытой мурашками, чтобы проверить, насколько он замёрз.
