– Сейчас он вроде один живет… – Таня попыталась разбавить затянувшуюся паузу.
– Еще бы не жил! Столько денег грести. Но я тебе говорю, кем он был. Мамсик-неудачник. А его мать? Она ж полоумная, там крыша отбита начисто! До фундамента! Коленька – то, Коленька – се. Это она его таким сделала. Внушила своей поздней детинушке, что краше него на свете не сыскать. Самый умный, самый чудесный. И он ведь поверил! Я до сих пор благодарна той девице, которая не постеснялась раздвинуть ноги перед Коленькой прямо после тренинга. Если бы я не увидела их сама, то так бы тоже и верила, что Байгозин – святой человек, который хочет для меня счастья и добра.
– И ты уволилась?
– Не сразу, – Ольга снова приложилась к шоколадному утешению. – Я каким-то чудом вспомнила, что вообще-то училась на журналиста. И подумала: ну, Коленька, раз ты так, сейчас-то я выведу тебя на чистую воду.
– Ты все-таки провела расследование? – выдохнула Таня.
– Ага. Во-первых, я узнала, что никакой он не психолог. Дипломы, которыми он увешивается, как ряженый ветеран – орденами, подделка из цветного прин»тера. Он поступил в институт психологии, да. Но стараниями матушки и на платное. Через год деньги кончились, на бюджетное Коленьку не перевели, и пришлось забирать документы. Все, что он знает, он почерпнул из книжек. И не из нормальных учебников, а из научно-популярных книжонок всяких американских горе-авторов. Книжек, которыми зачитывался угадай, кто?
– Его мать?
– Бинго! – заново переживая прошлые события, Ольга вошла в раж: глаза загорелись, спина напряглась, пальцы сжали ложечку для торта. – Я копнула дальше: в школе Коленька был первостатейным задротом. Встречалась с его одноклассниками, записывала их на видео. Фотографии не поленилась найти. Его шпыняли, чмырили, гнобили. Сама понимаешь, девушки у него не было лет до двадцати. Соседские мальчишки называли его нежно и емко: «Убоище». И вот это убоище росло и крепло в убеждении, что он должен всем им доказать, как же они ошибались. Мне вообще кажется, что свои тренинги он придумал не для того, чтобы заработать, а для того, чтобы хоть кому-нибудь, прости, вдуть. Попробовал – втянулся. Он одержим этим! Понимаешь? Он конкретно зависим от секса! Да, он подгоняет под это целую философию, он делает вид, что затеял все ради женщин. А ты же понимаешь, наша беда в том, что мы любим ушами. Вот это его покровительственное «сю-сю-сю»…
– О, Господи!.. – Таня, конечно, подозревала, что Байгозин ведет не совсем честную игру и не такой крутой специалист, за которого себя выдает, но чтобы настолько?
– Именно! – Ольга ударила по столу, словно под ним прятался Коля. – Мой психолог, – а мне потом все же пришлось лечиться, – сказал, что удивительно, что Байгозин не стал маньяком. Они тоже частенько произрастают из вот таких забитых неудачников. Просто он стал мстить не физически, а морально. Культивируя свою персону, свое превосходство над женщинами.
– Дай угадаю: у него в классе была рыжая девочка, похожая на нас с тобой?
– Была, да. Дочка директора. И она к себе Колю на пушечный выстрел не подпускала. Так что да, мы с тобой – жертвы психологического маньяка.
Чтобы такое переварить обычно нужно или очень много времени, или что-нибудь покрепче кофе. Прибегать к помощи алкоголя Таня боялась: не ровен час получится, как у Ольги с плохими углеводами. Говорят, что клин клином вышибает, но подменять одну зависимость другой, – не лучшая идея, даже Таня со своими скромными познаниями о жизни и психологии прекрасно это осознавала. А вот принять тот факт, что Байгозин все четыре года спал не с ней, а с дочкой своего школьного директора, у нее не получалось никак. Страшно хотелось свернуться голышом в позу эмбриона, включить горячий душ и взрыднуть.
